Я оглядела украшение. Не сочтите меня за снобку илизавистницу: я, как все женщины, очень люблю цацки и принадлежу к той категориисчастливиц, которые могут себе позволить новое колечко или сережки. Нонеуклонно соблюдаю неписаное правило: брильянты надо надевать вечером подсоответствующий наряд. Особа, отправившаяся в десять утра на рынок за картошкойв пудовом алмазном колье, вызывает усмешку. А еще мне кажется, что крест – этоне ювелирное украшение, не следует усыпать его каменьями и жемчугами.

– Ну, супер? – подпрыгивала Лада. – Скажи, как подруга,шикарно? Витька столько денег отдал!

– Замечательная вещь, – покривила я душой, – тебе идет.

Лада шумно выдохнула и заметила:

— Знаешь, почему он крестик купил?

– У вас какая-то дата?

Лада хмыкнула:

– Нет. Просто вчера я в машине трусики нашла. Женские! Несвои! Ну и устроила разбор полетов. Конечно, Витя красавец. На него всевешаются, любая к нему в койку прыгнет. Только он мой! Пусть попробуют, гадины!Кислотой оболью! Глаза выцарапаю, со свету сживу!

Шея и щеки Лады покраснели, грубо накрашенные глазанаполнились слезами.

– Он мой, – перешла она на шепот. – Сволочь! Вечно таскаетсяневесть где, телефон отключает, врет…

Мне снова стало жаль Донскую. Похоже, она и правда любитсвоего павлина. Лада старше Вити, и зря женщина пытается казаться моложе.Открытая шея выдает возраст, а подчеркнуто сексуальная одежда делает теткувульгарной. Ладе следует сменить прическу, состричь сожженные перекисью волосы,вернуть себе естественный колор шатенки, убрать все силиконовые части, надетьспокойную одежду без сверкающих стразов и сказать самой себе: «Первая молодостьпрошла, теперь наступила вторая. И если моего партнера привлекает лишь дамащенячьего возраста, то пусть катится на все четыре стороны. Унизительно корчитьиз себя малолетку, чтобы удержать парня. Не желает жить со мной – дверьоткрыта».

Самое интересное, что женщины, рассуждающие подобнымобразом, как правило, окружены кавалерами, а несчастная баба, всеми способамицепляющаяся за партнера, непременно остается одна. Ну какие перспективы у Лады?Новые имплантаты? Липосакция? Ботокс? Можно каждый месяц подрезать лишнюю кожу,но ведь взгляд не натянешь! Если нет внутри огня, то никакие омолаживающиепроцедуры не помогут. А у Лады взор загнанной кошки, на дне глаз плещется нечтонехорошее. Так темное озеро кажется издалека красивым, а подойдешь поближе,наклонишься и отшатнешься: болото с гнилой водой.

– Постоянно волосы черные у него на рубашке нахожу, – сжимаямое плечо, шептала Донская, – и духами пахнет дурацкими – ландыш, фиалка… Ну зачто мне это, Дашут? Из грязи вытащила, одела, обула, отмыла, с матерью его,змеей подколодной, подружиться пыталась, да толку! Меня все ненавидят, все!Даже родная сестра Лиля. Стройкомпания-то ей принадлежит! Не забываетнамекнуть, что из милости держит, а знаешь почему? У нее муж козел, старыйпердун, импотент, вот она на Витьку глаз и положила. Только моему мужу старухине нужны. Соображаешь, как живу? Кругом одни свиные рыла, пашу словно лошадь,все в семью, в дом, в бизнес сестры, в детей, в Витю, а они… Эх! Представляешь,даже с днем рождения не поздравил!

– Мы идем мой дом смотреть? – загудел Тема из коридора:

– Надо кроссовки надеть, – сказала Маня.

– Там грязно? – удивилась Зайка. – Не люблю спортивныебашмаки.

– Почему? – вклинился в беседу Витя.

– Я в них похожа на утку, – хихикнула Ольга, – на толстоеводоплавающее на целлюлитных лапках.

Виталий засмеялся:

– Для начала – у птиц не случается целлюлита. А вы большенапоминаете лебедя. Впрочем, нет, если пользоваться образами из животного мира,скорей грациозную серну.

По щекам Лады потекли слезы.

– Сейчас убью ее, – впав в почти невменяемое состояние,простонала она.

Я быстро вытащила платок, сунула его прорабше и шепнула:

– Спокойно. Зайка не представляет никакой опасности, она допотери пульса любит Кешу. Ничего твой Витя сейчас плохого не сделал, простоотпустил дежурный комплимент. Возьми себя в руки, не демонстрируй слабостьперед посторонними.

Лада прижалась ко мне:

– Господи! Спасибо, Дашуль! Послал господь наконец-тонастоящую подругу.

Я вздрогнула. Совсем не собиралась поддерживать с прорабшейприятельские отношения, просто по-человечески пожалела ее. Но, видно, жизнь уЛады совсем не сладкая, раз обычное сочувствие вызвало у тетки прилив бурнойнежности ко мне.

Внутри особняк выглядел мрачно, в комнатах пахло сыростью,несколько чумазых рабочих бродили по помещению с какими-то трубами в руках.

– Они иностранцы? – вдруг поинтересовалась Машка.

Витя кивнул и, поманив Тему, исчез, Лада и Зайка пошли замужчинами.

– Как думаешь, откуда мастера? – спросила Маруська. –Чумазые, как черти.

– На стройке трудно быть чистым, – ответила я.

– Гюнтер носил белый комбинезон, – напомнила Маня. – Ну,тот, что нам в Ложкине камин делал.

– Гюнтер немец, отсюда и белоснежная спецодежда.

– Ладно, выясним, – кивнула Маруська и, повернувшись крабочим, произнесла фразу на французском. – Хм, не понимают. Хау ду ю ду? Сноване реагируют. Муся, ты немецкий помнишь?

– Смутно, – призналась я, – надо бы почитать книги на языкеГёте, чтобы освежить лексику. Давай теперь я попытаюсь. Может, немногопо-русски разбирают? Добрый день. Вы кто?

– Та из Кочетавки, – равнодушно ответил один строитель.

– Это в какой стране находится? – задумчиво спросила Маня.

– Та в… – завел было работяга, но тут же получил пинок отсвоего собрата и замолчал.

– Италианцы мы, – на вполне сносном русском ответил тот, ктотолько что пихал мастера, – с Риму приехали до вас. Нам денег треба, дома спрацованием беда.

– А ваш коллега про какую-то Кочетавку говорил, – напомнилаМаня.

Работяга кашлянул.

– Та уж правильно. Кочетавка завсегда итали-анским городомбула, близенько от Риму стоит. Мы тама усе кто штукатуры, кто плиточники.Бачьте, яка хороша труба! Ща мы ее…