href="ch2-423.xhtml#id4" class="a">[423]. «Мушкет, палаш, щит, нож и кинжал» воспринимались и представлялись как органичная часть наряда шотландского горца[424].

Логика подсказывала, что платье хайлендера, в свою очередь, само по себе представляло военный наряд. В Горном Крае объявляться в униформе было позволено только «красным мундирам», и на последних возложили неблагодарную задачу прививать местному населению репрессивными мерами (штраф, арест, отправка в колонии) вкус и привычку к одеждам мирного и лояльного подданного (по моде Англии и Нижней Шотландии)[425].

Рапорты патрулей в Горной Стране пестрят сообщениями подобного рода. В качестве характерного примера приведем подборку таких донесений за 1749–1750 гг., представленную в быстро ставшем библиографической редкостью издании источников по истории якобитского движения полковника Дж. Эллэрдайса[426]. Рутина гарнизонной жизни и патрулирования в шотландских горах с целью поддержания закона и порядка в 1749 и 1750 гг. вблизи казарм в Браэмаре и Инверснейде (в рапортах капитанов Скота и Поуэлла) двигалась по заданному генералом Блэндом в качестве командующего королевскими войсками в Шотландии ритму, который, в свою очередь, задавали кражи скота, поиск виновных и контроль за исполнением актов о запрете на оружие и «горское платье»[427].

Такая весьма упрощенная версия этнографического костюма шотландского горца имела, между прочим, и обратную содержательную перспективу, в некотором роде идеологическую и практическую инверсию. Если горец был «варваром» постольку, поскольку предпочитал «традиционный» горский наряд, то политический и культурный дресс-код, введенный Лондоном в Хайленде, вполне мог приручить мятежника, поставив завидные природные качества «благородного дикаря» на службу империи. Колеблясь между негативной и позитивной интерпретацией собственной «дикости», даже «взбунтовавшийся» горец в действительности почти всегда имел возможность выбора: упорствовать в поддержке изгнанных Стюартов или принять (формально и/или реально) сторону дома Ганноверов. «Хайлендская проблема» была слишком серьезной для политической стабильности, сложной для разрешения и малопривлекательной для упражнений в области администрирования, чтобы ответственные за умиротворение края чины лишали себя пространства маневра. Сотрудничество с лояльными кланами приветствовалось, за редкими исключениями, на всем протяжении существования якобитской угрозы между 1689 и 1759 гг.

Что же касается использования «природного» потенциала мятежных горцев, то эта идея впервые явственно прозвучала буквально накануне прихода в Горный Край генерала Уэйда и начала новой волны его умиротворения. В 1723 г. в Лондоне отдельным изданием вышел «шотландский» том весьма популярного «Путешествия через весь остров Великобритания» Д. Дефо[428]. Помимо основных для этого сочинения сюжетов из области политэкономии внимание автора привлекли и перспективы организации военной службы горцев британской Короне: «Трудно переоценить жителей Горной Страны, являющихся лучшими солдатами. Иностранцы приписывают это северянам, как более стойким и рослым; но я не решусь оспаривать это противоречивое суждение, равно как по причине того, что они очень хорошие солдаты и во всем мире им рады, так и по причине того, что им нет равных в любой из тех частей света, где я побывал, если они сами формируют полки, не мешаясь с другими народами»[429].

По результатам своей миссии в Хайленде в 1724 г. новый командующий королевскими войсками в Шотландии генерал Уэйд первым же пунктом высказал предложение, «чтобы роты из горцев, преданных правительству Его Величества, были учреждены под надлежащим руководством и командованием офицеров, говорящих на языке страны, подчинены военному праву и инспекции и приказам губернаторов Форта Уильям и Инвернесса и офицера, командующего войсками Его Величества в этих краях»[430].

Уже после подавления последнего мятежа якобитов, в 1747 г., генерал Блэнд и лорд Милтон в «Предложениях по цивилизации Хайленда» заявляли, что «как только они [горцы] освобождаются от бедности и рабской зависимости от своих вождей, записываясь на службу Его Величеству в хайлендские полки, то ни один рядовой в армии не является более рассудительным и ответственным в казармах, более послушным своим офицерам и более исполнительным, а также более верным, когда служит гвардейцем или когда проявляет себя в день сражения; и когда кто-либо из них [горцев] располагается или привлекается к службе в других частях Британии, удаленных от их варварской Горной Страны, или где-нибудь на плантациях, никто другой не преуспел лучше и не встретил большего поощрения. И потому очень жаль, что их естественный гений, который при надлежащей заботе мог бы быть направлен на пользу Британии, должен, по несчастью, вследствие безрадостного их положения и скудного образования быть извращен на погибель им самим и их стране»[431].

При этом генерал Блэнд, автор едва ли не самого популярного в англоязычном мире в XVIII в. военно-полевого устава, выдержавшего несколько изданий (1727, 1734, 1740, 1743, 1746, 1753, 1756, 1759, 1762, 1776 гг.) по обе стороны Атлантики (во время войны с американскими колониями использовался и в армии Джорджа Вашингтона), и вместе с тем сторонник активного реформирования Хайленда, несомненно, придавал дисциплинированию горцев с помощью воинской службы особый смысл[432]. Одной из его обязанностей на посту командующего королевскими войсками в Шотландии являлась подготовка рекрутов-горцев к отправке в Америку в составе новых хайлендских полков, вполне согласовывавшаяся с представлениями генерала о способах решения «Хайлендской проблемы»[433]. Первый министр Уильям Питт отчаянно нуждался в войсках для борьбы с Францией за океанами и потому согласился на эту меру, которую в конце концов одобрил даже герцог Камберленд, когда спустя десять лет после разгрома последнего мятежа якобитов оказалось, что единственная альтернатива переброске британских войск в Америку из привлекавшей все его внимание Фландрии — это набор хайлендских полков[434].

Таким образом, в качестве одного из основных модернизирующих и «цивилизующих» институтов в деле использования демографического потенциала Горной Страны регулярное британское государство рассматривало королевскую армию, а инструментами смены лояльностей горцев должны были стать военная дисциплина и надлежащий военно-административный контроль. «Горский наряд» в таком случае не только не запрещался, но, напротив, резервировался за хайлендскими полками и отдельными ротами из горцев, направляя приписываемые им этнографические особенности в нужное правительству русло и подтверждая таким образом преступный или привилегированный статус «традиционного» платья хайлендера.

В условиях запрета на ношение, хранение и применение оружия жителями Горного Края возможность на законных основаниях демонстрировать окружающим «горский наряд» повышала социальный статус завербовавшегося в армию горца, обозначая таким странным (в особенности учитывая социальный состав британской армии в XVIII в.) для остальных жителей Соединенного Королевства образом более высокое общественное положение по сравнению с прочими членами горского общества[435].

Такая «модная» политика отражала представления о возможности империи контролировать социальный порядок через контроль над «горским костюмом» и подтверждала современный характер британского государства раннего Нового времени[436]. В таком утилитарном смысле визуализация «Хайлендской проблемы» оказывалась гибкой и удобной как для