и сообразительным настолько, что это пугало и заставляло сжиматься всё внутри меня. Кто знает, к каким ещё верным выводам он может прийти. Что способен узнать и понять.

Он опасен… потому что держит в руках самое грозное оружие — знания.

— Не забивай головку, малыш, — прошептал, склоняясь к моему лицу, — просто будь хорошей девочкой, и тогда каждый из нас получит то, чего желает.

Что-то я сильно сомневаюсь… но какой у меня выбор? Эльф прав: одно громкое слово, и не пройдёт и пары минут, как меня тут же попытаются выкрасть и использовать в своих целях. Прямо как Норлан пытается!

Во Тьме бесконечная междоусобная война за власть, а я — дочь одного из Лордов, меня попытаются использовать против папы.

В Раделии Элириса Безумный император умудрился подчинить богиню, и теперь свободно пользуется как магией Тьмы, так и её населением, призвав в своё подчинение практически всех Лордов и все кланы. И он тоже с радостью попытается повлиять на папу через меня.

Обидно, но и драконы в стороне не останутся, возьмут меня в плен и заставят лорда Кейсада пойти против своих в чужой войне.

Вот же проклятье!

Восемнадцать лет спокойной жизни, ни одной неудобной ситуации, ни одного даже подозрения в мою сторону — и возьмите, пожалуйста! Появился этот… этот!

Меньше дня! У него ушло меньше дня, чтобы узнать мой самый страшный секрет и решиться на угрозы и шантаж!

— Ну, — я губами ощущала его губы, настолько близко он был, — и как будет звучать твоё согласие?

В том, что я соглашусь, не сомневался ни один из нас. Выбора у меня попросту не было.

— Урод! — выдохнула искренне.

— Ай-яй, — насмешливо процокал Норлан, — какая невоспитанная у меня невеста.

— Чтоб ты сдох! — на одних оскорблениях я не остановилась.

— Когда-нибудь обязательно, — скучающе заверил остроухий, поцелуем подчёркивая своё превосходство.

Ему нравилось быть хозяином положения. Ему нравилось осознавать, что он поймал меня в ловушку!

Ненавижу! Никого никогда не ненавидела, а его — ненавижу! У меня душа чернотой наполнялась, лёгкие жгло, сердце стучало так яростно, будто собиралось выйти и задушить гада собственными клапанами!

В какой-то момент окаменевшие, стискивающие практически до боли лианы с тихим шелестом обратились лепестками роз…

Мою правую ладонь мгновенно подхватили и подняли, легко удержали, когда попыталась выдернуть, и надели на безымянный палец кольцо. Тонкий изящный ободок сверкнул серебристой зеленью и затаился мятно-золотым сдержанным сиянием.

Закусив губы, чтобы не завыть от отчаяния, я с растущим чувством безысходности пронаблюдала за тем, как древний родовой артефакт вторгается в ауру, якорясь не в пяти, десяти местах — расползаясь тонкой крепящейся сетью… Даже если Родимира соберёт тринадцать Верховных ведьм, у них просто физически не получится избавить меня вот от этого. Слишком много точек привязки…

Просто чтобы убедиться в гудящем пустотой подозрении, я магически открепила один из якорей, приподняла, потянулась к другому — первый просочился, как вода между пальцев, и вернулся на место.

Вот и всё.

Теперь меня даже все ведьмы разом из этой западни не вытащат.

— Не так уж и страшно, — усмехнулся эльф.

— Урод, — выдохнула тихо и искренне.

Широкая мужская ладонь вдруг вновь легла на мой затылок, удерживая на месте, не позволяя ни отодвинуться, ни отвернуться.

— Не смей! — вскричала я, упираясь ладонями в его грудь, отталкивая изо всех сил.

Проигнорировав, Норлан набросился на мои губы грубым, обжигающим поцелуем. Собственническим. Будто пытался заклеймить меня им, показать, что теперь я всецело принадлежу ему.

У меня горели губы и гудела от эмоций и напряжения грудь, ныли ладони, которыми я всё ещё силилась его оттолкнуть. Болело сердце…

Эльф, желая получить полную безоговорочную власть, сжал в кулак мои волосы, вырывая болезненный вскрик и проникая поцелуем дальше и глубже… Сам виноват!

Ох, с каким же наслаждением я сомкнула зубы на его языке! С садистским! Никогда не подозревала себя в подобной жестокости, и вот, до чего может довести знакомство с ушастыми!

Норлан зарычал и отлетел от меня, и яростно ругался всё то время, пока я отплёвывалась и вытирала рот. Гадость какая! Мерзость! И эльф, и поцелуй его, и вся ситуация!

Я заставлю его пожалеть о собственной глупости! Он впредь по пять раз будет думать, прежде чем ко мне подойти! Да я!..

Я ошиблась и тут.

— А ты девочка с огоньком, — одобрительно усмехнулся псих основательный, вытирая кровь с губ, — ну так и у меня ни одного поражения за двенадцать лет службы. Не думай, что станешь первым, детка. Ты уже моя. И, поверь, настанет день, когда ты дышать без моих поцелуев не сможешь.

И эта тварь ушла, не прощаясь.

Жаль, я бы попрощалась. Чайником, вилкой, стулом. Может, в процессе прощания ещё чего интересного нашла бы.

Не желая попадаться кому-либо на глаза в таком виде, я шмыгнула носом, с трудом сдержала слёзы и выскользнула через тканевую дверь. Норлана не было видно, что не могло не радовать.

Не радовало то, что в темноте я вообще мало что видела, но это не помешало мне добежать до своего шатра, пролететь в небольшую ванную комнату и уже там, заливаясь горькими горячими слезами, сползти на пол, судорожно сжимая в кулак амулет связи.

Я дёргала, стискивала, звала, но вместо голосов подруг слышала лишь собственные приглушённые рыдания.

Так на полу в слезах и уснула, свернувшись клубком, откровенно жалея себя и думая почему-то о нежных руках Риагана, кружащего меня в танце…

* * *

Утром проснулась с потрясающей мыслью: а к ушастым предкам этого эльфа!

Ведьмы если в отчаяние и впадают, то ненадолго, и безрезультатным страданиям мы всегда предпочтём действия. Нет, пострадать — это конечно, это всегда надо, особенно, если очень хочется. Если всё в себе держать, то и взорваться можно. Или ещё лучше — с ума сойти. Так что, если хочется пореветь, надо сесть и пореветь, но после — действовать, это обязательно.

Начала я с малого: поднялась на ноги. Мрачно посмотрела на своё зарёванное лицо и припухшие стеклянные глаза, помянула Норлана недобрым словом и пошла приводить себя в порядок.

На пути к большой цели главное идти, крохотными шажочками, но делать хоть что-то.

Минут через тридцать, когда замотанная в полотенце я разбрасывала по полу вещи, силясь отыскать хоть одно летнее платье среди тёплой зимней одежды, приготовленной для Лысой горы, раздалось громкое:

— Тук-тук-тук!

Глаз дёрнулся как-то неожиданно, но весьма ощутимо.

Я повернулась к издевательству, а не двери, настороженно