сами сказали, что у нас с вами просто непринужденный разговор, а не допрос, так что можете не обращать внимания на женскую болтовню. Тут же деревня, все слухи быстро разносятся.

— Да уж, — он снова тяжело вздохнул, — я, конечно, не могу с вами следствие обсуждать, но есть такое дело, очень похожи убийства эти, один в один.

— А чего же начальство упирается?

— Ну, начальство… оно и есть начальство… — он оглянулся по сторонам, — только я вам этого не говорил…

— Ясное дело!

— Так вот, в том случае, четырнадцать лет назад, имелся подозреваемый, его пытались задержать, он бежал и погиб в ДТП, под машину прямо выскочил, ну и… Так что начальство, может быть, и право, что это подражатель…

— Да вы же сами в это не верите, Андрей!

Мы уже подходили к дому Василия, так что я решилась:

— А что, если я вам еще кое-что скажу? Только учтите: раз уж у нас просто беседа, то под протокол ничего говорить не буду. От каждого слова отопрусь!

— Договорились… — нехотя кивнул Кокушкин.

— Так вот… — Я помедлила, выбирая слова. — Вы ведь видели мой паспорт, знаете, из какого я города, так?

Я судорожно вспоминала, что сказал мне дядя Юра по поводу того убийства, что случилось двадцать восемь лет назад. Получалось, что почти ничего. Обмолвился коротко и пропал.

— Так… — отозвался Кокушкин. — Из Зареченска, там родились, там и жили всю жизнь…

— И вот двадцать восемь лет назад… то есть я, конечно, этого не помню, мне два года было, но потом долгие были разговоры. В общем, двоих людей убили, и вроде бы как-то страшно, почти так, как этих… и тех, четырнадцать лет назад. Кто такие — не знаю, ребенку, сами понимаете, такого не говорили. Но слухи ходили, что связано все было с луной.

— Что? Какая еще луна? — оторопел Кокушкин.

— Багровая луна, — кротко пояснила я. — Явление такое называется суперлунием. Как раз в ночь убийства было. Раз в четырнадцать лет бывает. Не верите, посмотрите сами в интернете.

— Что, псих какой-то при багровой луне людей расчленяет?

— Похоже на то… — согласилась я.

Капитан вполголоса пробормотал какое-то ругательство, очевидно, представив, как он будет рассказывать весь этот бред начальству. Тут уж я ему не помощник.

— Ну вот мы и пришли! — радостно сказала я. — Спасибо, что проводили!

— Постойте! — Кокушкин очнулся от тяжких раздумий. — Вы должны еще сказать…

Но тут из-за забора басовито залаял Оська, и капитан быстро ретировался.

Михаил Перышкин сидел в каком-то третьеразрядном заведении, потягивая пиво и заедая его бутербродом с помидором и сыром.

Бутерброд был черствый, помидор неспелый, а сыр совершенно безвкусный.

Он тоскливо размышлял, как долго ему еще придется вести такую безрадостную жизнь, как долго придется прятаться…

И надо же, как жизнь его переменилась! Прямо как в сказке про избушку Бабы-яги: избушка, избушка, повернись ко мне передом, к лесу задом! Так вот, жизнь Михаила, как та избушка, повернулась, только не передом к нему, а самой настоящей задницей. В этой самой заднице он теперь и находится. И совершенно непонятно, как и когда оттуда выберется.

Михаил тяжко вздохнул и с отвращением посмотрел на остатки бутерброда. А ведь как хорошо все было раньше, буквально неделю назад! Был у него хороший дом, своя фирма, дела шли ни шатко ни валко, но на жизнь хватало. Была еще у него жена Лизавета — покладистая, нескандальная, хозяйственная… Правда, мать ее все время поругивала, но на то она и свекровь, чтобы невестку гнобить. Все так живут, покажите мне свекровь, которая свою невестку обожает. Нет таких.

Впрочем, он, Михаил, в бабские дела не вмешивался, разбирайтесь сами. Лизавете сказал, она и перестала на мать жаловаться. Конечно, у матери характер сложный, это все признавали, он сам ее в детстве боялся до колик в животе, нет у нее ни друзей, ни подруг, с родственниками разругалась она еще в молодости. Но дело свое она знает, бухгалтерию вела в фирме твердой рукой.

Все было прекрасно, пока не вляпался он в это темное дело. Истинно народная мудрость говорит: что имеем, не храним, потерявши, плачем. А если честно, то мать его и подтолкнула, она велела ему соглашаться на предложение этого «Стройтраста», черт бы его взял совсем. Не то чтобы он с матерью советовался, она сама полностью в курсе была всех дел, да и сказала соглашаться передать деньги Иванцову. Он привык с матерью не спорить (с ней поспоришь — так себе дороже обойдется), хотя и Лизка его отговаривала. Ну, жену-то он никогда не слушал, небольшого ума баба, ей бы все в саду ковыряться, а еще вот собаку завела. Кофе хорошо только заваривать умеет, бумаги не путает, вот и все ее таланты.

Езжай к Иванцову, мать говорит, не мнись, не ной и не жвачься. Может быть, фирма наконец на новый уровень выйдет, если сотрудничество с этим «Стройтрастом» хорошо пойдет.

Ага, вышли на новый уровень, теперь обратно не войти…

Получил он от этого Аргольда кейс запертый, отвез его Иванцову, только вернулся в офис — звонит Танька Семенова, что у Иванцова секретаршей работает. Так и так, говорит, совсем ты, Миша, умом рехнулся, что у такого человека деньги красть? Он растерялся — как, что, ты о чем вообще? А она и говорит, что вместо денег в кейсе бумага резаная, она сама видела, когда Иванцов из кабинета выскочил. Ругался страшно, дверью хлопнул, на нее наорал ни за что, неприличным словом обозвал, хотя раньше такого себе не позволял, и уехал к конкурентам «Стройтраста». Она точно знает, из приемной им позвонили. Так она на него очень обиделась за неприличное слово и поэтому Михаила предупреждает.

Тут мать входит, как увидела его — сразу все поняла. Бежать надо, говорит, эти разбираться не станут, раз фирма заказ потеряет. Порешили ехать к дядьке в Сибирь, был у матери там дальний родственник, все открытки на праздники слал, она не отвечала, но открытки сохранила. Спасибо Таньке, что предупредила, сказала, что полдня у них есть. Лизавета вещи собрала, потом мать ее услала куда-то, а сама и говорит:

— Вот что, сынок, послушай меня. Незачем тебе ее с собой брать, вдвоем вас быстро найдут, она девка приметная. Езжай один, да не в Сибирь, а в Петербург, там тебя точно искать не станут. С женушкой твоей я сама разберусь.

И он послушался мать, как всегда, ее слушался, не задумываясь, что будет с женой. А, выкрутится как-нибудь, про деньги она ничего не знает.

И вот теперь торчит тут, снял комнату у