Я молчал. Всякий раз, как я начинал верить, что вплотнуюподобрался к цели, Петрус принимался настойчиво внушать мне, что я – обычныйпилигрим, а чтобы найти искомое, не хватает того-то и того-то. И ликование,которое я испытывал всего за минуту до этого разговора, исчезло бесследно.

Я снова вступал на Дивный Путь Сантьяго, и это вселяло вменя уныние. По дороге, которую сейчас попирали мои подошвы, прошли задвенадцать столетий миллионы людей – одни шли в Сантьяго-де-Компостелу, другиевозвращались оттуда. Для всех этих людей прибытие в пункт назначения было лишьделом времени. Меня же ловушки и капканы Традиции заставляли преодолевать новыеи новые препоны, проходить новые и новые испытания.

Я сказал Петрусу, что устал, и мы присели в тени. Пообочинам дороги стояли высокие деревянные кресты. Петрус опустил наземь обарюкзака и продолжил:

– Враг неизменно выявляет наше слабое место – будь то страхфизической боли или ликование по случаю еще не одержанной победы. Или желаниевыйти из боя, когда показалось, что дело того не стоит.

Наш Враг вступает в бой, лишь когда он уверен, что можетпоразить нас. Причем именно в тот миг, когда мы, обуянные гордыней, сочли себянепобедимыми. В схватке мы всегда стараемся уберечь свою слабую сторону, тогдакак Враг наносит удар в незащищенное место, – а не защищаем мы его потому, чтоуверены в его неуязвимости. И в конце концов мы проигрываем бой, ибо происходитто, чего происходить не должно ни в коем случае: мы позволили Врагу самомувыбрать способ вести бой.

Все, о чем говорил Петрус, присутствовало в моей схватке спсом. И в то же время я отвергал саму мысль о том, что у меня есть враги и чтоя должен с ними сражаться. Петрус имел в виду Правый Бой, я же считал, что онведет речь о борьбе за жизнь.

– Ты прав, – ответил он после того, как я поделился с нимсвоими сомнениями. – Но Правый Бой не сводится к этому. Сражаться не значитсовершать грех. Сражаться – значит совершать деяние любви. Враг развивает нас исовершенствует в точности так, как поступил с тобой пес.

– Сдается мне, ты никогда не бываешь доволен. Всегдачего-нибудь да недостает. Расскажи мне о секрете моего меча.

Петрус ответил, что об этом я должен был знать перед тем,как пуститься в путь. И продолжал рассуждать о Враге.

– Враг есть частица Агапе и существует для того, чтобыподвергать испытанию нашу руку, нашу волю, наше искусство владеть мечом. Неслучайно, а с умыслом и намерением он внедрен в наши жизни, равно как и мы – вего. И намерение это должно быть исполнено. И потому ничего нет и не может бытьхуже, чем уклоняться от борьбы. Это несравненно хуже, чем потерпеть поражение,ибо поражение порой заключает в себе урок, тогда как бегством мы лишь объявляемво всеуслышание о победе нашего Врага.

Я ответил, что мне удивительно слышать подобные речи,оправдывающие насилие, не от кого-нибудь, а от Петруса, который вроде бы такпрочно связан с учением Иисуса.

– Подумай о том, сколь необходим для Иисуса Иуда, – сказалон. – Иисус должен был выбрать Врага, иначе его борьба на земле не была бывосславлена.

А кресты вдоль дороги наглядно показывали, из чего делаласьэта слава. Из крови, из предательства, из оставленности на произвол судьбы.Поднявшись, я сказал, что готов продолжать путь.

И на ходу спросил, на что же может в борьбе оперетьсячеловек, чтобы одолеть Врага.

– На свое настоящее. Лучший союзник ему – дело, которымзанят он сейчас, ибо в нем заключено Агапе, желание победить с воодушевлением.

И еще хочу сказать тебе: Враг редко воплощает в себе Зло.Враг нужен потому, что, если не пускать меч в дело, он заржавеет в ножнах.

Тут я вспомнил, как однажды, когда мы строили загородныйдомик, моей жене вдруг, с бухты-барахты, пришло в голову изменить расположениеодной из комнат. На мою долю выпала неблагодарная задача сообщить об этомкаменщику. Это был человек лет шестидесяти. Он выслушал меня, поглядел, подумали предложил иное, гораздо лучшее решение, в котором использовалась стена, ужесложенная к этому времени. Жена пришла от этого в восторг.

Быть может, Петрус замысловатыми словесами пытался выразитьту же самую идею: чтобы одолеть Врага, надо использовать силу того, что мыделаем в настоящий момент.

Я рассказал ему про каменщика.

– Жизнь дает больше, а учит крепче, нежели Дивный ПутьСантьяго, – ответил мой спутник. – Однако мы не больно-то усваиваем ее уроки.

Вдоль обочин по-прежнему стояли кресты. Вероятно, какой-топилигрим, наделенный едва ли не сверхчеловеческой силой, воздвиг эти тяжелые икрепкие деревянные брусья. Они были вкопаны в землю через каждые тридцатьметров и тянулись, насколько хватало глаз. Я спросил Петруса, что они означают.

– Старинное, вышедшее из употребления орудие пытки, –ответил он.

– Да нет же, здесь-то они зачем?

– Я полагаю, кто-то дал обет. Впрочем, откуда мне знать?

Мы замедлили шаг возле одного из крестов – поваленного.

– Должно быть, дерево сгнило, – заметил я.

– Его сколотили из того же дерева, что и все прочие.Остальные же не сгнили.

– Ну, значит, недостаточно глубоко вкопали в землю.

Петрус остановился и огляделся по сторонам. Потом снял сплеч мешок, сел. Я не понимал его действий – ведь совсем недавно мы устраивалипривал – и почти инстинктивно стал озираться, ища глазами пса.

– Ты победил его, – промолвил Петрус, будто прочитав моимысли. – А призраков не страшись.

– Тогда почему мы остановились?

Он знаком велел мне умолкнуть и сам еще несколько минут непроизносил ни звука. Но меня вновь обуял старый страх перед псом, и потому яоставался на ногах, ожидая, когда Петрус наконец соизволит заговорить.

– Ты что-нибудь слышишь? – спустя какое-то время спросил он.

– Нет. Ничего. Только тишину.

– Дай нам Бог просветиться настолько, чтобы слышать тишину.Не обольщайся – мы с тобой всего лишь люди и не научились еще слышать дажесобственную болтовню. Ты никогда не спрашивал меня, как смог я предчувствоватьпоявление Легиона. Сейчас я отвечу тебе – по слуху. Звук пришел за много днейдо этого, когда мы с тобой были еще в Асторге. И тогда я сразу прибавил шагу,ибо все указывало на то, что наши пути пересекутся в Фонсебадоне. Ты слушал тоже, что я, – слушал, но не слышал.