– Помню.

– Это в самом деле так. Я еще не пробыла тут и трех недель, и у меня все равно такое ощущение, словно одним махом рухнуло все, что я раньше называла своей жизнью. Осталась только я. И несколько вопросов. Много вопросов.

– Каких вопросов?

Тем временем снаружи слишком стемнело, чтобы можно было разглядеть скалы. Валуны между спутанной травой Кэйраха окрасились в густой черный цвет. Я напрягаю глаза, чтобы рассмотреть больше, и в конце концов встаю, чтобы зажечь свет.

– Обширных вопросов. Чего я хочу? Какой смысл в том, чем я занималась до этого? Как должна выглядеть моя жизнь? Что важно, а что нет? С тех пор как я здесь, так много из того, что прежде делало меня собой, просто отпало, и я спрашиваю себя, должно ли меня это пугать?

– Пугать?

– Ну да… возможно, моя мама права. Возможно, я слабая. – Внезапно моя эйфория улетучивается, и я продолжаю судорожно говорить, пока Кьер не успел вставить слово по этому поводу. – Я имею в виду, разве это не ужасно, что я, очевидно, все тут теряю? Что, кажется, совсем ничего не осталось из того, чем еще недавно я занималась день ото дня? За такое короткое время? В данный момент я практически мечтаю, чтобы мне вообще не нужно было возвращаться. – Лишь в ту секунду, когда я это произнесла, осознаю, что это правда. Шесть месяцев – уже почти пять – казались почти вечностью, но по моим нынешним ощущениям этой вечности недостаточно. – Мама бы назвала это «спрятаться», – прибавляю я и смеюсь. Объясните мне, кто-нибудь, почему я всегда смеюсь в подобные моменты. Нет, на самом деле никому не надо мне это объяснять.

По ту сторону трубки на какой-то промежуток времени воцаряется тишина, и когда Кьер наконец заговорил, я уже начинала раскаиваться в том, что наговорила. Почему, ради всего святого, я постоянно раскрываю ему самое сокровенное? Ну и что он на это скажет? Мы ведь не вечность друг друга знаем.

– Может быть, иногда просто необходимо спрятаться, – медленно выговаривает он. – Тебе было плохо там, снаружи, среди волн?

– Нет! – моментально выпаливаю я.

– Мне тоже так не показалось по твоему голосу. На это и опирайся.

– Что ты имеешь в виду?

– По-моему, если ты не уверена, почему многое из того, что было для тебя важным, неожиданно потеряло всякое значение, но ты все еще… способна чувствовать себя дико и свободно, то возьми эти чувства и сделай с этим что-нибудь.

Теперь настала моя очередь замолчать. Дико и свободно. Понимает ли Кьер, как точно в цель попали его слова? Они зарываются в мое сердце, как если бы он посеял в нем какой-то росток. Дико и свободно. Когда я в последний раз была дикой и свободной до приезда на Кэйрах? Никогда.

– Лив?

– Мм?

– Мне пора, я как раз подошел к «Брейди».

– Ты сегодня снова выступаешь?

– Да.

– Хотела бы я быть там. – У меня это просто-напросто вырвалось, но наплевать. Я и правда хотела бы быть там.

– О’кей, тогда я возьму тебя с собой в следующий четверг.

От его тихого смеха я на миг прикрываю глаза, прежде чем сообразить, что он только что сказал.

– В следующий четверг?

– В следующий четверг. А знаешь, что мы будем делать потом?

– Что?

– Смотреть на звезды. Помогает думать. Кстати, тогда это будет настоящее свидание.

За следующие дни я, наконец-то, дописываю статью про веганство, и она получается такой хорошей, что главный редактор аптекарского журнала в тот же день хвалит меня в электронном письме. Вероятно, ее одобрение возросло бы куда сильнее, знай она, как часто я отрывалась от написания статьи, чтобы подумать о Кьере.

Мне приходится почти ежечасно запрещать себе ему позвонить, чтобы выпытать, что именно он подразумевал в своей последней фразе. Что именно он считает настоящим свиданием. И чтобы отговорить его от затеи со звездами. С такой же периодичностью я пытаюсь обуздать свою фантазию, но это усилия, в которых я не очень-то преуспела. В определенный момент просто капитулирую перед фактом, что не могу удержать свои мысли, не давая им крутиться вокруг Кьера.

Кьер, Кьер, Кьер.

Я мечтаю о красивом ирландце, о котором практически ничего не знаю, при том что он, напротив, знает обо мне столько, что снова и снова находит слова, которые мне, кажется, просто необходимо услышать. И он чертовски хорошо целуется.

И приблизительно на этом месте в ходе моих мыслей мне каждый раз приходилось забрасывать работу над статьей, поскольку уточнение данных о промышленном содержании животных даже вполовину не так ускоряет мое сердцебиение, как сотое повторение в памяти нашего поцелуя в пятницу ночью.

Айрин хохочет, когда я в конце концов рассказываю ей о назначенном свидании с Кьером, однако, как я от нее, в принципе, того и ожидала, почти сразу вновь становится серьезной.

– У тебя есть план, во что все это должно вытечь?

Если бы я не лукавила, то сказала бы «нет». Это, собственно, и было причиной, по которой я не рассказала ей обо всем раньше.

– Это вообще ни во что не должно вытечь. Просто приятное разнообразие.

В эти мои слова Айрин верит так же мало, как и я сама.

– Я реально могу тебя понять, – говорит она, – но почему-то мне бы не хотелось, чтобы ты это делала.

– Почему это?

– Не знаю… я не хочу портить тебе удовольствие, но ты же знаешь, да? И мне нравится Кьер, честно… но я думаю, то, что между вами, будет сложно.

– Айрин, ты правда слишком много надумываешь. – Надо мной чистое синее небо, я сижу среди скал на своем любимом месте и смотрю на море. Когда я говорю, мое дыхание материализуется белыми облачками. – Мы всего лишь хорошо проведем вместе вечер.

– Лив, хороший вечер с Кьером… – Она вздыхает. И это учитывая, что я пока так и не рассказала ей про поцелуй. – Черт, я веду себя как твоя мать.

Айрин ни малейшего понятия не имеет, как страшно далека она от того, что обо всем этом сказала бы моя мать. «Тебя уже бесполезно спасать, Лив? И что это значит, связаться с таксистом на моторной лодке, с которым ты знакома меньше месяца? Возьми себя в руки!»

Что говорить маме, когда она позвонит мне в следующий раз, я, к слову, тоже еще не знаю.

– Ах, забудь, – вдруг заявляет Айрин и тем самым вытесняет неприятные мысли о моей матери. – Ты же и так это сделаешь. Извини, я в самом деле не знаю, почему постоянно талдычу тебе на эту тему. Ты мне нравишься, – ни с того ни с сего говорит она. – И почему-то ты производишь такое впечатление, словно тебе не нужны лишние проблемы.

– Ты тоже мне нравишься, – удивленно отвечаю я. И это правда. Мне действительно нравится Айрин, к нашим телефонным разговорам и переписке я привыкла в рекордное время по сравнению с тем, как переварила продолжительное молчание Даны, моей бывшей коллеги по работе. Просто коллеги по работе. – Приходи тоже в четверг в «Паб Брейди». Было бы классно.