Через пару минут пускаюсь в обратный путь. У меня появляется мысль, что это первый раз, с тех пор как я ступила на Кэйрах, когда я полностью отрезана от внешнего мира. Ни одно судно не способно пришвартоваться в такую погоду, а что вертолет при условии подобных воздушных завихрений сумеет приземлиться на неровных, усеянных валунами лугах, я тоже сильно сомневаюсь. Если бы в этот самый момент я сломала ногу, мне предстояли бы несколько весьма болезненных часов. Невольно замедляю шаг, потому что в голову сразу же приходит Макс Ведекинд, который застрял в Гамбурге по вине расшатавшегося камня. Сколько же ему пришлось ждать, пока его не забрали?

Добравшись до маяка, останавливаюсь и, несмотря на то что сырость уже превратилась в ледяную корочку у меня на лице, я еще недолго постояла перед дверью. Темно-серые небеса вдали окрасились золотистым цветом, при взгляде на ревущее море во всей его кажущейся бесконечной ширине я неожиданно чувствую себя и Мэттью нереально крохотными. От этого дух захватывает.

✦ ✦ ✦

Хоть новый замок поворачивается плавно, мне требуется довольно много времени, чтобы открыть дверь ледяными пальцами и затем снова надежно ее запереть.

На втором этаже проверяю, достаточно ли плотно закрыты узкие окна, и вешаю куртку снаружи на дверь огромного шкафа. Она слишком промокла, чтобы брать ее с собой наверх. Об упаковке с бутербродами я начисто забыла, и, выудив вымокшие остатки из кармана, прихожу к выводу, что выглядят они не особенно аппетитно. Может быть, мне еще удастся как-то поджарить хлеб на сковородке. Тосты с сыром или вроде того. На Кэйрахе нежелание просто так выкидывать еду обострилось во мне еще больше, чем в Гамбурге.

Вместо того чтобы сразу пройти на кухню, еще на минуту задерживаюсь перед окном в нише гостиной, убедившись, что и тут оно закрыто. Ветер, похоже, только усилился, насколько я могу судить по тому, что волны с еще большей яростью набрасываются на утесы, а брызги взмывают еще выше.

Честно говоря, я считала, что первый шторм на Кэйрахе напугает меня до смерти, а на деле прямо сейчас я чувствую странный трепет и какую-то покорность судьбе. Как если бы я стояла в открытом поле и смотрела, как на меня несется торнадо. Наверно, мне должно быть страшно, но это настолько завораживает, настолько поражает, что просто невозможно ощущать что-то еще, кроме благоговения и удивления.

К сожалению, отсыревший хлеб, даже жареный, оказывается несъедобным: испорчен морской водой. Злюсь и выбрасываю его со сковородки прямо в мусорку. Надо же так глупо истратить продукты! Чтобы поднять себе настроение, решаю сегодня впервые растопить дровяную печь в гостиной. Гневающаяся непогода станет замечательным фоном для уютного огня.

Приношу несколько поленьев со второго этажа и закладываю их в топку. Остальные дрова складываю у стены, прежде чем заняться розжигом.

Вскоре я с пакетиком печенья с максимально возможным содержанием шоколада – обедом для победителей – опять сижу у окна под бабушкиным лоскутным одеялом и вслушиваюсь в мягкое потрескивание дров в огне. Было бы супер, будь у меня сейчас маршмеллоу. И горячее какао. Позже внесу их в список покупок для Кьера, а сейчас мне хочется просто смотреть на серый свет этого грозового дня. Между тем мне мерещится, что я слышу завывания ветра и шум волн даже на маяке, хотя толстые стены Мэттью не гудят и не трясутся, а оконное стекло лишь слегка трясется при самых ярых порывах ветра.

Смартфон до сих пор валяется между подушками, и я с первого взгляда вижу, что кто-то звонил. Только ради того, чтобы доказать себе самой, что я этого не ждала, какое-то время пытаюсь через окно сделать хорошее фото для своих подписчиков в Instagram, после чего сдаюсь и вместо этого фотографирую печку. И вдогонку делаю свое селфи с шоколадной печенькой в руке.

А теперь ко входящему вызову. Пульс ускоряется, когда я вижу перед глазами лицо Кьера, узкий шрамик над глазом, губы, которые только что улыбались, а теперь приближается… несомненно, будет здорово, когда он вновь тут появится. А что мне делать, если он сделает вид, будто ничего не произошло? И что, если не сделает вид, будто ничего не произошло?

В голове раздаются слова Айрин: «Было бы проблематично избегать единственного человека, через которого ты будешь поддерживать контакт с внешним миром».

Вот только я не хочу избегать Кьера, совсем наоборот. Или хочу?

Я чуть не начинаю трясти головой в ответ самой себе. Чего бы я там ни хотела, я пока все же в состоянии заметить, что мои желания меняются каждые пару часов.

Помедлив, все-таки подношу телефон к уху.

– Привет, Лив, я подумал, почему бы не позвонить. В такую погоду, надеюсь, ты не разгуливаешь на улице – в подвале было бы безопаснее.

В паузе между предложениями не могу сдержать улыбку.

– Я позвоню тебе еще раз попозже.

Его входящий был примерно часа два назад. Мелькает идея, не будет ли выглядеть более независимо, если я дождусь упомянутого второго звонка, но еще прежде, чем я додумываю эту мысль до конца, мои пальцы уже нажимают на его номер на экране.

И пусть я только что слышала его голос в записи на автоответчике, услышать его вживую по телефону – совсем иначе.

– Привет. У тебя все в порядке?

– Все хорошо, – отвечаю я. – Я правда была на улице, когда ты звонил.

– А ты сегодня решила показать, на что способна, угадал? Где ты, кстати? Балансируешь на перилах фонарной площадки?

– С этим я разобралась еще перед завтраком.

Так и вижу его перед собой, пока он смеется, и задаюсь вопросом, дома ли он сейчас? Какая обстановка у него дома? Смотрит ли он в этот момент на шторм из окна, как и я? И не будет ли это вторжением в личное пространство, если прямо сейчас у него об этом спросить? Мне ведь буквально ничего о нем не известно: о том, как он поводит день, о его жизни, о том, что для него важно.

– Расскажи, что ты сегодня делала, – вторгается голос Кьера в мои размышления. – Ты серьезно была снаружи в такую дерьмовую погоду?

– Да, и это было восхитительно. Невероятно! – отвечаю я. – Я хотела дойти до пристани, но те волны, которые гремели на скалах… Кьер, они были высотой в несколько метров! Они выстреливали в небо, как гейзеры, белые, как снег, под этими темными облаками, и это было… это было… я чувствовала себя так, будто очутилась на картине. Будто я – ее часть. Девушка посреди бури. Я… – Осознаю, как, должно быть, странно мои слова воспринимает Кьер, который только что так красочно высказался о «дерьмовой погоде». – Видимо, это звучит немного странно, да? – договариваю севшим голосом.

– Нет, совсем нет. Рассказывай дальше. – В голосе Кьера не слышится насмешливых ноток, кажется, что он действительно говорит серьезно.

– Я и сама до конца этого не понимаю. – Снова ловлю нить разговора. – Помнишь, как я тебе говорила, что чувствую себя здесь обнаженной?