В одно с ними время отправлены были туда же государственные преступники: Панов (бывший гвардии поручик), Степанов (бывший армии капитан) и Батурин (бывший артиллерии полковник). Они съехались вместе в Охотске, и оставаясь там до наступления летнего, удобного для навигации времени, свели тесное знакомство между собою и с посторонними людьми, между прочим с прапорщиком Охотской команды Нориным и штурманским учеником Софьиным, у которого Батурин выманил и деньги. В июле 1770 года они были отправлены из Охотска в Камчатский Большерецкий острог: Батурин на одном судне, а все прочие на другом. Бениовский думал уже и тогда, согласясь с другими ссыльными, запереть стражу внизу и, овладев судном, направить путь к Испанским владениям, но за поздним временем не решился привести такое намерение в исполнение. Тем более стал он обдумывать план своего освобождения по прибытии в Камчатку, где обстоятельства были к тому благоприятнее.

Камчатка, по смене флота капитана Извекова, находилась в управлении капитана Григория Нилова, человека нерадивого и особенно подверженного слабости пьянства; он всем ссыльным предоставил полную свободу ходить и знакомиться с кем они хотели. Большерецк заключал в себе тогда не более 35 домов: гарнизон его состоял из 70 казаков, не исключая из сего числа стариков и малолетных; сверх того многие из служивых были в беспрестанных командировках. Там новопривезенные арестанты нашли старых ссыльных и в числе их: бывшего камер-лакея правительницы Анны, Гурченинова, который в 1742 году участвовал в заговоре против императрицы Елизаветы Петровны[96], также Семена Гурьева, сосланного в 1762 году, Хрущова (бывшего капитана гвардии) и Магнуса Мейдера (бывшего адмиралтейского лекаря).

Все они, более или менее образованные, могли иметь преимущество пред прочими жителями Большерецка, не исключая самого Камчатского командира Нилова, у которого Бениовский или Бейноск (как его там всегда и даже после во всех официальных донесениях называли), приобрел особенную доверенность: он, между прочим, обучал его сына иностранным языкам и математике. Между тем он начертил для будущего своего предприятия карту Камчатки и островов Курильских и Алеутских[97] и в начале следующего 1771 года тайный заговор его и Винблада с Степановым, Батуриным, Пановым, Хрущовым, Мейдером и Гурчениновым достиг совершенной зрелости. Они успели склонить на свою сторону Чулошникова, приказчика купца Холодилова с его работниками, штурмана Чурина, штурманского ученика Бочарова, священнического сына Уфтюжанинова (которого Бениовский обучал вместе с капитанским сыном), шельмованного казака Рюмина, нескольких матросов и камчадалов. Простым людям они внушали, что Бениовский и привезенные с ним арестанты страждут невинно за государя великого князя Павла Петровича. Бениовский в особенности показывал какой-то зеленый бархатный конверт, будто бы за печатью его высочества с письмом к императору Римскому о желании вступить в брак с его дочерью, и утверждал, что будучи сослан за тайное посольство, он однако же умел сохранить у себя столь драгоценный залог Высочайшей к нему доверенности, который и должен непременно доставить по назначению. Он не мог только подговорить Гурьева и прибил его. Такой поступок обратил на себя внимание даже и капитана Нилова, который приказал приставить к Бениовскому и Винбладу в их квартиры по одному солдату и еще одного к двум русским, их соучастникам. Бениовский не принял приставленного к нему караула и в тот же день дал знать всем своим, чтобы ночью были готовы на дело. Штурманские ученики Зябликов и Измайлов подслушали их разговоры, спешили в Большерецкую канцелярию и объявили о том караульным, которые, будучи пьяны, не хотели поверить их словам, тем более, что и Измайлов был тоже в нетрезвом виде: он и Зябликов хотели известить самого капитана, но никак не могли к нему достучаться.

Во 2 часу ночи необычайный крик часового привел в тревогу канцелярию; но уже было поздно. Бениовский, Винблад, Батурин, Панов, Степанов, Хрущов, Чулошников, крестьянин Кузнецов, матрос Ляпин и многие из промышленников бросились на дневального и часовых, обезоружили их, посадили на гауптвахту, потом явились пред квартирою капитана: там в большой прихожей спал сын его и сержант Лемсаков, в малой – казачий пятидесятник Потапов, в черной избе – три вестовые казака и двое камчадал, работников. Мятежники страшно застучали в дверь; сержант первый услышал их и разбудил сына Нилова: «что спишь? Вставай; пришли многие люди и ломятся!» А сам старался удержать дверь, запертую крюком. Сын немедля бросился к отцу, который, как бы предчувствуя вечную с ним разлуку, прижал его к себе так крепко, что он едва мог вырваться из рук его и скрыться в отхожее место. Злодеи ворвались крича: «Имай, хватай, режь, пали, вяжи!»

Нилов три раза кричал – «Караул!» и звал вестовых; голос его замолк в страданиях: ему изрезали ножом левую руку, лицо под ушицей пробили насквозь, и нанесли глубокую язву в ногу; мертвое тело, покрытое синими пятнами и кровью, вытащено в сени и брошено. Сержант и прочие люди связаны и уведены на гауптвахту, кроме казака Дурынина, пролежавшего все время под столом. Отсюда мятежники, овладевшие уже казною, двумя пушками и всеми военными припасами обратились в 3 часу утра к дому Сотника Черного, где встретили храброе сопротивление. Сын его, Ларешный казак Никита Черный, долго не пускал их и по выломке дверей, стрелял в них из ружья, но в ответ на выстрел посыпалось более 40 пуль в двери и окна из ружей и пистолетов. Черный был взят и отведен под стражу; собранные им за казенное вино деньги захвачены; жена с детьми и престарелый отец оставлены в избе, претерпев поругание. Бениовский, сидя в судейской комнате Большерецкой Канцелярии, распоряжал всеми действиями как полный начальник; велел хоронить убитого капитана, а народ приводил к присяге на верность подданства новому государю. На другой день, 28 апреля, готовили паромы, на третий нагружали их пушками, военными снарядами и провиантом. Сообщники его между тем грабили кого хотели, отчего многие жители принуждены были даже бежать и некоторое время скрываться в тундрах. 30 апреля вся шайка отправилась вниз по Большой реке до гавани Чекавинской: тут она ограбила магазин с провиантом, захватила казенный галиот Св. Петра, приготовила его к походу, водрузила на нем знамя императора и назвалась: «собранною компаниею для имени Его Императорского Величества Павла Петровича». Все дали присягу защищать прапор до последней капли крови, а Бениовский, сверх того, защищать присягнувших тому прапору.

3 мая он еще требовал чрез казака Рюмина присылки ему из Большерецка водой провианта, под опасением жестокого взыскания; Рюмин возвратился 7-го числа. Между тем