По примирении же он писал к ним 26-го ноября:

«Любезные дети! вы знаете, что я усердно старался всегда для вашего удовольствия и что я до последнего определил вас защищать, а для вашего благополучия все старания приложить, в том вы уверены быть можете».

«Правда есть, что с немалым оскорблением слушал я ваше роптание и противление против меня; но как я теперь уже уведомлен, что вы обмануты лестью и ложным обо мне предсказанием, и так я вас более не виню и дело сие поминать не хочу».

«Имейте усердие ко мне. Я буду с Божьею помощью вам защитою, никакого оскорбления вам не будет; пища и одежда вам честные будет, и ежели Бог, Всевышний владыка, нас в Европу принесет, то я вам обещаюсь, что вы вольные будете и со всяким удовольствием, хотя во весь век ваш содержаны; что писавши рукою своею подтвердил».

Климат города Макао был вреден для русских. 15 человек сделались там жертвой смерти: в том числе Гурченинов, Чурин и Зябликов.

Бениовский для отвозу в Европу остальной компании нанял два французских фрегата и отправился с ними 4-го января 1772 года, не взяв с собой одного лишь Степанова. На сем переезде умер Батурин. 6-го марта странники прибыли к городу Св. Маврикия и оставили там четырех больных своих; 24 марта пустились далее и 7-го июля достигли Порт-Луи во Франции, лишась на пути еще трех человек.

Скоро по прибытии во Францию Бениовский уехал в Париж с проектом завоевания острова Формозы, и напечатал в газетах пышное объявление о своих подвигах, осыпал русское правительство всеми возможными укоризнами, стараясь опровергнуть помещенное в русских ведомостях известие о его бегстве из Камчатки и утверждая, что он взял Большерецкую крепость приступом, при полном со стороны капитана Нилова сопротивлении, и т. п.

Предложение, сделанное им французскому правительству, было сначала принято; но вместо Формозы назначен Мадагаскар. Он обещал употребить к сему делу русских и получил сверх того позволение набирать других охотников. Но многие из русских помышляли о возвращении на родину. В отсутствие его из Порт-Луи, родились между ими беспокойство и ропот; они писали к нему в Париж, что и заставило его отвечать им 1-го февраля.

«Ребята! я ваше письмо получил. До моего приезду ваша командировка отменена есть. После всякой мне свое намерение скажет. До моего приезда живите благополучно. Я есмь ваш приятель барон де Беневской». Возвратясь в Порт-Луи уже 19-го марта 1773 года, он убедил 11 человек следовать за ним в неизвестную, по воле короля, морскую экспедицию. В том числе были: священнический сын Уфтюжанинов, бывший приказчик Холодилова Чулошников, два матроса: Андреянов (с женою) и Потолов, и шесть бывших работников Холодилова. Из прочих сотоварищей его странствования, швед Винблад остался в Порт-Луи и потом возвратился в Швецию; Хрущов вступил во французскую службу капитаном; Кузнецов поручиком, Мейдер лекарем. Пять человек умерло в Ларианском госпитале. Но большая часть (восемнадцать человек), не желая разделять своей судьбы с Бениовским, несмотря на все его убеждения, решились возвратиться в отечество и отпущены им из Порт-Луи с письменным видом, где он их назвал своими волонтерами, имеющими следовать в отечество их – Венгрию!

С.-Петербургский кабинет также знал уже, что Франция, вооружив для Бениовского фрегат, отправляет его будто бы для завоеваний в Ост-Индии. Сие было причиной данной 26-го марта 1773 года новоопределенному главным командиром Камчатки премьер майору Бему секретной инструкции усилить меры осторожности на случай покушения Бениовского против Камчатки.

Между тем, вышедшие из Порт-Луи мнимые венгерцы, достигнув пешком столицы Франции и терпя всякую нужду, прибегнули к Российскому резиденту Хотинскому, умоляли его об исходатайствовании им прощения у Государыни, и представили ему написанный одним из них (Судейкиным) в Порт-Луи журнал их мореплавания и карту пути от Камчатки до Макао[101].

Они, по воле Императрицы, были привезены в С.-Петербург. Препровождая к генерал-прокурору письмо Хотинского об них, она сама писала к нему 2-го октября:

«Семнадцать человек из тех, кои бездельником Бениовским были обмануты и увезены, по моему соизволению ныне сюда возвратились и им от меня прощенье обещано, которое им и дать надлежит, ибо довольно за свои грехи наказаны были, претерпев долгое время и получив свой живот на море и на сухом пути; но видно, что Русак любит свою Русь, а надежда их на меня и милосердие мое не может сердцу моему не быть чувствительно. И так, чтоб судьбину их решить наискорее и доставить им спокойное житье, не мешкав извольте их требовать от графа Панина, ибо они теперь в ведомстве иностранной коллегии, которая им нанимает квартиру, приведите их вновь к присяге верности и спросите у каждого из них, куда они желают впредь свое пребывание иметь, окроме двух столиц, и отобрав у них желание, отправьте каждого в то место, куда сам изберет; есть ли б ж все желали ехать паки на Камчатку, тем бы и лучше, ибо их судьба была такова, что прочих удержать от подобных предприятий; что же им денег и кормовых на дороге издержите, то сие возьмите из суммы Тайной экспедиции».

В следствие сего канцеляристу Судейнику и казаку Рюмину с женою определено быть в Тобольске, штурманскому ученику Бочарову в Иркутске на свободе, матросам Ляпину и Бересневу служить в Охотском порте, матросу Софронову дать отставку и иметь ему пребывание там же, равно как и камчадалу Попову и коряку Брехову, а прочим восьми человекам, бывшим работникам купца Холодилова, поступить в Иркутское купечество. Они отправлены туда 5 октября и прибыли на места своего назначения к концу года.

В том же октябре, Иркутское губернское начальство донесло о новом следствии, произведенном в Камчатской Большерецкой канцелярии капитанами Шмалевым и Перовым. Оказалось, что оставленные Бениовским на необитаемом острове штурманский ученик Измайлов и камчадал Паранчин с женою избегнули голодной смерти. Они, обходя остров, через три дня нашли на нем русских промышленников купца Протодьяконова; вскоре потом прибыл туда же купеческий сын Никонов. Отправляясь далее на промысл морских зверей, он взял с собой камчадала и жену его, а на обратном пути, уже в июне 1772 года, забрал и Измайлова, который во все сие время кормился одними ракушами, капустою и кореньями.

Наконец 31 декабря отправлено к генерал-прокурору и последнее донесение Иркутской губернской канцелярии с допросами, снятыми уже в Иркутске с тех же Измайлова и Паранчина и с священника Уфтюжанинова, а равно и с объяснениями полковника Плениснера, обвиняемого в слабости надзора за преступниками во время их пребывания в