превратном и никто не опровергнул его ответов. Но следствие продолжалось с прежней строгостью, и вскоре (28 апреля) дан новый именной указ, чтобы Девиер объявил всех, которые с ним сообщники в известных причинных делах, и к кому он ездил и советовал и когда, понеже сама я многих из них знаю. Если же не объявит, то следовать розыском (то есть пытать) немедленно.

Девиер и в муках пытки не переставал утверждать, что он не умышлял никакого зла интересу ее величества и никаких сообщников не имеет, а только говорил с Бутурлиным, Толстым, Нарышкиным, Долгоруким, Писаревым о намерении женить великого князя на дочери Меншикова. Потребованные к ответу Писарев и Толстой указали еще на Ушакова. Из речей их открылось, что все они более или менее опасались силы Меншикова и советовались между собою и с герцогом Голстинским о средствах препятствовать супружеству дочери его с великим князем.

Суд производился наспех, вероятно потому, что болезнь императрицы усиливалась. Указом 5 мая велено кончить все, составить экстракты и подписав из Воинских и Статских Регламентов и Указов, и учиня сентенции доложить непременно в следующее утро, а будет, что еще из оных же, которые уже приличились следованием, не окончено, и то за краткостью времени оставить. Допрошенным вменили в вину не только то, в чем они признались, но и то, в чем не были уличены (между прочим и первоначально приписанные Девиеру дерзости). Суд в докладе своем говорит, что они осмелились по своему желанию определять наследника Империи и замышляли противиться преднамеренному по воле ее величества супружеству великого князя. Доклад поднесен, как было назначено, в следующее утро, 6 мая 1727 года, и в тот же самый день, который был и днем кончины императрицы Екатерины 1-й, подписан указ о мнимых преступниках. Девиер и Толстой освобождены от смертной казни (к коей суд приговорил их), но лишены чина и чести и данных им деревень; первый сослан в Сибирь, второй (с сыном Иваном, который даже и не назван виновным) в Соловецкий монастырь; велено их пускать только в церковь и довольствовать братскою пищею. Бутурлин также лишен чинов и послан в дальнюю деревню (за 7 верст от Венева), имение у него не отнято. Скорняков-Писарев лишен чинов, чести и жалованных имений, высечен кнутом и послан в Сибирь; Долгорукий удален от двора, понижен чином и написан в полевые полки; Нарышкин лишен чинов и послан на житье безвыездно в подмосковное село его Чашниково; Ушакова велено определить к другой команде, куда надлежит. Сверх сего объявлено суду особое именное повеление, и Девиера, при ссылке, бить кнутом и у всех троих – Девиера, Толстого, Писарева, вместе с деревнями взять и пожалованные им домы. Жены их, Девиера, Скорнякова-Писарева и Ивана Толстого, высланы из столицы на житье в их деревни. Все исполнено в тот самый день.

Мая 26 суд препроводил на утверждение в Верховный совет составленную им форму (проект) манифеста от имени нового императора Петра II; в оном сказано, что преступники хотели отвратить покойную императрицу от высоко-матерняго попечения о женитьбе его императора на принцессе Меншиковой, которую он во Имя Божие, с воли ее величества и по своему свободному намерению к тому благоугодною изобрел, что сверх того они хотели отправить его за море и тем пресечь ему дорогу к наследству монархии Российской.

Князь Меншиков одержал, как вероятно ему казалось, решительную победу над своими противниками, за четыре месяца до своего падения.

23 марта 1830 года.

О самозванцах, являвшихся при Екатерине II в воронежской губернии[95]

Самозванцев было несколько:

1) Из копии указа, подписанного императрицею Екатериной II-ю видно, что в 1765-м году, еще задолго до Пугачевского бунта, в Воронежской губернии появился выдававший себя за императора Петра III-го отставной солдат Кремнев. К распространению о том молвы в народе, помогал ему поп-расстрига Лев, который с своей стороны рассказывал легковерным простолюдинам, что будучи некогда придворным певчим, знал Кремнева, как великого князя, когда тот был еще ребенком, часто видал его и даже носил на руках. Сею нелепою сказкою он успел уверить в высоком происхождении самозванца и несколько лиц духовного звания, разночинцев и нижних чинов, пока тот и другой не были, по распоряжению правительства, взяты, вместе с сообщниками их, военною командою. Императрица Екатерина II-я, рассмотрев это дело, как сказано в указе, «собственной персоной, во всем его пространстве» изволила разделить преступников на 22 разряда, смягчив императорской своей властью меру определенных им по закону наказаний. Подлинный о сем указ (1766 года), хранящийся в Воронежском губернском правлении, не вошел в Полное Собрание Законов, ни в дополнения к оному.

2) Копии двух отношений генерал-прокурора князя Вяземского к Воронежскому губернатору 1774 года октября 27 и декабря 24. В них он сообщает приговор, равномерно смягченный императрицей, о другом самозванце, Иове Мосякине, назвавшимся также императором Петром III-м. Из сих отношений видно, что самозванец графом Петром Ивановичем Паниным был приговорен к жестокому наказанию. Императрица, вероятно, по докладу генерал-прокурора, повелела Мосякина, если он производил убийства, повесить, не подвергая его никаким мучениям; если же он убийства не совершил, то наказать кнутом и содержать под караулом; сообщников же его наказать плетьми и отдать в солдаты.

3) Подлинное дело об однодворце Сергееве: из него видно, что в 1776 году сей однодворец в Воронежской губернии выдавал себя за посланника императора Петра III-го находившегося будто бы в живых; он привлек к себе нескольких легковерных и бродяг, образовал из них шайку и грабил помещиков. По предписанию Сената он был пойман со всею шайкою, в числе 96-ти человек, Воронежским губернатором Потаповым. Окончания сего дела нет и даже в середине оного недостает нескольких листов. В сем деле, как видно из сохранившегося письма к Воронежскому губернатору, принимал участие Архиепископ Тихон.

Бунт Бениовского в Большерецком

ОСТРОГЕ Барон Мориц Аладар де Бенев (как он сам подписывался) родом Венгерец, бежавший из отечества за самоуправный поступок с братьями и служивший в польской конфедерации, был в 1768 году взят в плен Русскими и отпущен на честное слово, что не будет служить против наших войск; он не сдержал слова, и в мае следующего года был вторично захвачен полковником Бринкеном. Генерал князь Прозоровский отправил его в Киев, откуда он был послан на жительство в Казань, вместе с пленным Шведом Адольфом Винбладом, служившим также конфедератом. Они оба оттуда бежали через Москву в С. – Петербург, в надежде уехать на корабле за границу, но были задержаны полицией и по