– Он вообще странный какой-то, у него еще колени на задних лапах не в ту сторону. Как у человека. Мужики, давайте не будем рисковать, поедим сегодня солонины.

– Ага, закопай его где-нибудь, а то еще потравимся тут все…

Аленка наугад ткнула пальчиком в первую попавшуюся книгу:

– А вот эта о чем?

– О, эта очень интересная. – Софьян расцветал, когда говорил о книгах. – Это работа греческого звездочета. Он утверждает, что и солнце, и звезды вовсе не приколочены к небу, а все они – яркие лампы, что горят где-то далеко-далеко.

– А кто эти лампы зажег? – Девочка украдкой бросила взгляд на жениха, и тот снова густо покраснел. Аленка любила вгонять юного цесаревича в краску и делала это достаточно часто. Вряд ли она была в том возрасте, когда женщина уже осознает, какую власть над мужчиной может дать красота, но женщина всегда остается женщиной, даже маленькая.

– Не знаю, – развел руками наследник, – должно быть, бог.

– А вот эта про что?

Про бога княгине было неинтересно слушать, ей хватало и поучений Неждана, ставшего после гибели пророка главой новой церкви. Цесаревич привез с собой в дар большую библиотеку, многие считали такой подарок не слишком полезным перед предстоящей войной, но бабушка Варвара, князь Рогволд и Святогор внимательно осмотрели книги и свитки, что привез наследник, и нашли их достаточно ценными. Так что теперь Аленка и Софьян рассматривали подарок вместе.

– Эта – про народы, живущие в далеких землях. Говорят, что за морем-океаном есть другая земля, там живут драконы и чудо-люди с крыльями, как у птиц. Только она так далеко, что никто туда доплыть не может.

– Если она так далеко, что никто доплыть не может, откуда же тогда смогли узнать, что там?

– Один греческий философ увидел это во сне, и он клянется, что сон был настолько явным, что все увиденное им – самая что ни на есть правда.

– Опять грек, – нахмурилась Аленка, – что-то эти греки слишком много чего пишут…

– Так и есть, – согласился цесаревич, – большинство книг здесь написано либо греками, либо латинянами из империи орла. Другие как-то куда меньше уделяли внимание писательству.

– А про нас что-нибудь есть? Про Русь.

– Есть; вот, например: «Трактат о варварских землях и дикарях что их населяют»… – Софьян запнулся, сам поняв, что пример он выбрал неудачный, и тут же попытался исправиться: – Еще есть «История войны за медовый улей», очень забавная.

– Эту историю я знаю, – обрадовалась Аленка, – мне учитель рассказывал, это при царе Горохе было. У двух пасечников по разные стороны границы пчелы перелетали из одного улья в другой, вначале пасечники поссорились, потом князья, а потом дошло до ссоры аж нашего царя с их королем. Так и вспыхнула война, длившаяся три года. Народу полегло куча, а кончилось ничем. Оба улья в первый год войны сгорели, пасечники сбежали от битв подальше, пчелы улетели. Вот такая глупость, а главное, за что: за глупых пчел…

– Интересные вы тут истории обсуждаете, – в горницу, склонившись в дверном проеме, вошел Святогор, – кто это тебе такое рассказывает?

– Учитель Юлиан. – Аленка отступила на шаг назад – гиганта она еще немного побаивалась – и спряталась за спину цесаревича, словно тот мог ее защитить. Колыван, как обычно сопровождавший княгиню, только нахмурился, но не проронил ни слова.

– А ты что думаешь? – Богатырь обратился к цесаревичу, и тот вытянулся как по струнке: здоровенный воин пугал и его.

– Признаться, я недостаточно хорошо знаком с историей Руси, но думаю, что в этой истории не все ясно с первого взгляда.

– Нравишься ты мне, парень, – кивнул богатырь и расплылся в улыбке, – если и не знаешь чего-то, то глупости не говоришь. Так уж вышло, что я при царе Горохе был в те времена и знаю, как все было. Пчелы, улья… – Святогор презрительно усмехнулся. – Они были вообще ни при чем. Так уж вышло, что в те времена Белое королевство сумело очень сильно подняться над окружающими землями; захватив Ливонию, шляхта начала жадно глазеть по сторонам, чего бы им еще урвать. С нами у них тогда силы были примерно равными, и прежде чем вступить в схватку с Русью, они желали еще усилиться. И как раз рядом, в мадьярских землях, разгорелась междоусобица: после смерти тамошнего господаря прямого наследника не осталось и за господство над землями и народом сошлись сторонники дяди господаря и его племянницы по другой линии. И дядя тот, не будь дурак, обратился за помощью к королю, а тот обрадовался и стал готовить войско к походу. Нам нужно было срочно что-то предпринимать: получи король в свое владение еще и мадьярские земли, – а там и Прикарпатье и Валахия к нему бы сами в руки пали, – он бы стал настолько сильнее нас, что исход последующей войны был бы для нас плачевен. Вот тогда царь Горох и использовал повод, как бы обидеться на короля, из-за этих ульев. Не этот бы повод попался, так другой бы придумали. Главное было – оттянуть войско шляхты и не дать им поглотить мадьяров; понимаешь, в чем загогулина?

Аленка неуверенно кивнула.

– А почему было не сказать прямо: идем спасать мадьяров?

– Они нам друзья, что ли, эти мадьяры! – хохотнул богатырь. – Да мы их терпеть не могли тогда. Попробуй ратникам объясни, что нельзя давать врагу усилиться, ратник такого не поймет. Это же простой мужик, ему по-простому и надо: «Нашему царю показали фигу, так вдарим же по супостату!»

– Учитель Юлиан по-другому рассказывал: глупая и бессмысленная война, ничего не добились. А он ученый муж, много где учился.

– Да как же «ничего не добились»! Пока мы шляхту изматывали, та часть знати, что за племянницу покойного господаря стояла, верх взяла и того, что шляхта поддерживала их врагов, – не забыла. В Белом королевстве зубами скрипели, а ничего сделать не могли. А вот как войска новой владычицы последнюю твердыню взяли и второго претендента вместо трона на кол посадили, вот тогда мы войну и закончили. Одержав внушительную победу. А коли другим непонятно, что это была победа, – так это пускай, бывает и так.

– Но учитель Юлиан…

– Круглый дурак, – закончил за нее фразу Святогор. – И вовсе не потому, что он не знал подробностей войны или наших тайных мотивов; нет, твой учитель глуп лишь потому, что он вообще допускает, что война может быть глупой и бессмысленной. Войны бывают выигранными, проигранными, удачными и нет, бывает, что они возвышают народы или низвергают в пучину безвестности. Но никогда война не бывала глупой и бессмысленной, и не будет никогда. Если война случилась, значит, шанс на победу был, иначе без войны сдаются. Видела, как я бывшее Тривосьмое царство присоединил? Они поняли, что шансов нет, и сразу сдались, а вот если война случилась – значит, были и причина, и смысл. Вот только не всегда они видимы и не всегда очевидны. Твоего учителя я взашей прогоню, сам буду учить. Ты уж поверь: узнаешь такое, что будешь ходить с широко открытыми от удивления глазами. Ну и жениха твоего надо подтянуть в познаниях, понравился он мне. Могу и ратному искусству обучить, тебе полезно будет.