Как всегда, со стороны можно было подумать, что мы ссоримся.

Как всегда, моя извращенная психика находила в этих перепалках колоссальное удовольствие.

— В общем, сегодня днем для господина Носатого я сыграл роль газетчика, — после целого ряда взаимных колкостей Мелисандр, наконец, приступил к волнующей меня теме. — Дахху выдал мне фирменный блокнот «Вострушки», какую-то дурацкую куртку, пахнущую типографской краской, велел сутулиться и отправил к госпоже Марцеле из Дома Парящих, чтобы я, значит, прогнал дамочку по идиотскому опроснику: вашему чурбану требовалось разъяснение некоторых моментов для биографии, но сам он…

— Знаю, знаю! — перебила я. — И про что ты спрашивал? Про Иджикаян?

— Да про всё. Я действовал масштабно. Но недолго. Меня выгнали.

— За что?

— Понимаешь, Марцела оказалось дико необщительной бабой. Я к ней уже и так, и эдак, и подольстился, и деловитостью брал, а у нее эмоций, как у деревяшки. В какой-то момент она отошла, и тогда я подумал: ай, была не была, детектив я или кто? Медик или что?

— Или что, — буркнула я.

— Ответ неправильный! — возразил Мел, — И на правах медика я решил капнуть Марцеле в кофе — мы вкуснейший кофе пили — сыворотку красавки[4]. Только вот беда. Марцела оказалась на диете: сыворотка разлилась по столу, пролившись мимо иллюзорной чашки… Госпожа Парящая вернулась, и у нее глаза сразу, как два блюдца — непростой трюк, когда тебе сто сорок лет, — и она давай на меня орать. Вернее, не на меня, а — «охрана, охрана»! Ну, что делать, пришлось мне экстренно смываться.

* * *

[4] В других странах её называют «сывороткой правды».

* * *

— Хм… Очень интересно, — я задумалась. — Получается, на твои вопросы она так и не ответила?

— На восемь штук успела.

— Ого!

— …Из девяноста.

— Небо голубое. Дахху — псих.

— Так а я о чём, детка? Давайте, пинайте его со скалы — так делали в древней Тилирии со слабаками — и берите меня третьим. Сразу заживём.

Мы помолчали. Опираясь затылком на плечи Мелисандра, я щурилась на кварцевые камни, стенами растущие по бокам расселины. Под нами журчал водопад, и отзвук льющейся воды поднимался наверх, как по лестнице, отражаясь от камня то справа, то слева, слабея, но не сдаваясь, пока, из последних сил, не вырывался где-то наверху в густом осиннике Леса — а там уже можно раствориться в предрассветной тиши, убедившись: жизнь есть.

Вон летит филин с глазами желтыми, как сентябрьская луна. Вон сама луна, щербатая, ухмыляется на пятнистом от звезд небосклоне. Вон заблудившаяся ташени плутает меж черных столбов деревьев, и поёт беззаботно — что ей, бессмертной, никогда не жившей оттого, что трель её будит хищников по всему Лесу?.. И полночные розы сорта Загадка раскрываются в перелесках раскладами карт, и феи выходят из-под холма, и над Шолохом царит сон — уснуло всё, уснули все, — и снова над болотом поднимается туман…

— Мелисандр? — тихо спросила я.

— Да, малышка.

— А ты правда готов помочь и мне тоже?

— А ты правда поедешь в Мудру?

— Да зачем тебе туда, небо голубое? Откуда вообще появилась эта мысль?

Мелисандр вздохнул и повернулся ко мне боком — очень опасная затея на авенином затылке в сорок дюймов диаметром, но…

Саусбериец ладонью подпёр небритую щеку и, скрестив ноги, локтём уткнувшись в колено, посмотрел на меня искоса. «Я Великий Гуру, А Ты Уже Знаешь Ответ» — вот как называется этот взгляд. Мелисандр хмыкнул, ибо я молчала.

— Детка, — вздохнул он. — Сегодня мы имели честь узнать, что Кадия — госпожа совершенство, как мне всегда казалось, — недовольна своей жизнью и поведением настолько, что из неё это вырвалось пьяным бунтом. Скажи пожалуйста, по шкале в десять баллов, насколько могу быть разочарован судьбой я?

Я прикусила губу, припоминая детали мелисандровой биографии: смерть любимого брата, обвинение в двойном убийстве, побег, роль марионетки и, теперь, жизнь незаконного мигранта…

Ну да. Звучит не так весело, как рассчитываешь, глядя на охмурительного Мела.

— Тошно мне, Тинави, — патологоанатом пожевал губами и уставился на собственные руки. — Госпожа Ши Бланкет-Кес — отличная бабулька. И подвал её мне нравится. Но попа хочет приключений. Желательно, в этот раз чуть более законных — ну просто должен же хоть кто-то симпатичный разбавить ваши сирые ряды послушных граждан… — хмыкнул он в ответ на мои взлетевшие брови. — Поэтому Мудра. Туризм на грани смерти. Возможность обогатиться и не попасть в тюрьму. Ловушки, история, трупы, — все как я люблю. Поехали?

— Тебе только зазывалой работать, Мел… — улыбнулась я. — Так что же, это теперь твоя мечта?

— Что значит «теперь»? Какая «мечта»? В отличие от вас, заучек, я не перецениваю важность этого слова… «Мечта» — это всё жутко усложняющий концепт. Я же просто живу, Тинави. И стараюсь делать то, от чего мне весело. В конце концов, все хотят только этого.

«Мы все хотим делать то, от чего нам весело», — прикинула я мысленно свою бумажку.

Не. Этот вариант слишком поверхностный.

Тоже отметаем.

— Мудра так Мудра, Мелисандр, — решилась я. — Лето в песках, пески в штанах — чем не красотень. Но сейчас мне нужны твои услуги как частного детектива. Да-да. Надо поработать вам с бабушкой Ши. Ты когда-нибудь слышал о Терновом замке?…

* * *

Мы вернулись в Мшистый квартал часов в пять утра.

Кадия всё еще спала, и её дыхание казалось чуть более спокойным, чем раньше. Я отправила Мелисандра в душ, выдав ему самый огромный халат из своей коллекции и честно попробовала одновременно оставаться бодрствующей, готовить нам завтрак и читать информацию про господина Ноа де Винтервиллля…

В общем и целом я знала, что ожидать: зловещий архиепископ, страшный интриган и мерзкий сынишка, короче, стандартная «шишка» — много нелестных характеристик, которые вряд ли сыграют большую роль за те сутки, что мы проведем вместе, в конце концов, мне надо просто стоять столбом и улыбаться, выяснить, может, по ходу дела, почему у такой прекрасной Пионии такое странное дитя… и может он и не странный…. может — никто не странный, и мы просто изгаляемся всеми силами, пытаясь привлечь внимание, ну хоть чье-нибудь, к нашему страшному одиночеству, ведь все мы…

— Эй, полехххче! Никто не просит яичницу на костре!

Я резко села, выпрямившись от стола. Верхний листочек из папки про архиепископа наклеился мне на лоб.

— В Мудре готовить буду я, — буркнул свеженький, ромашковым мылом пахнущий Мелисандр, локализуя кухонный пожар. — Доброе утро.

— Доброе утро, Мел.

Небесная радость идет