Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но даже и венчавшиеся засветло редко уделяли более пары часов тому, чтобы отметить это событие в кругу родных и близких. Миссис Поул-Кэрью с братом Уильямом, выехав из центра Лондона в два часа пополудни, попрощались со Спенсерами и отбыли из Уимблдона обратно уже в начале пятого вполне довольные тем, как все сложилось. Она оставила новобрачных Литлтонов «похрустывающими он сухариками, она печеньем, сидя бок о бок на софе с лучащимися любовью и радостью лицами». В их случае никакой кареты для отъезда в свадебное путешествие не требовалось. Вместо этого лорд и леди Спенсер «немедленно уехали сразу же после обеда», оставив Уимблдонское имение в «их полном распоряжении на весь медовый месяц».
Как видим, само по себе выражение «медовый месяц» со времен Регентства изменений не претерпело, чего никак нельзя сказать о вкладываемом в него смысле. Это в наши дни под ним понимают разгульный отпуск молодых после свадьбы; а в ту пору это был «первый месяц супружества, в котором нет места ничему, кроме нежности и счастья», если верить толковому словарю Сэмюэла Джонсона. Впрочем, за полвека с лишним, минувшим со времени его издания, понятие «медовый месяц» как раз и стало на глазах трансформироваться в направлении того, что под ним понимается в наше время. В XVIII веке путешествия в медовый месяц обычно ограничивались объездом молодыми родни для получения поздравлений и подарков в компании кого-нибудь из братьев, сестер или подружек новобрачной. Именно к эпохе Регентства в высших кругах стал приживаться обычай, по которому новобрачные удалялись из общества куда-нибудь подальше, чтобы провести свой медовый месяц (или хотя бы неделю-другую) наедине, вкусить прелестей брака, конечно же, но также еще и получше узнать друг друга.
Приют молодоженам на время медового месяца обычно предоставлял кто-нибудь из родственников, освобождавших им под это загородную усадьбу. Свежеиспеченные лорд и леди Стюарт последовали возобладавшей моде и умчались в красивой почтовой карете с четверкой в загородный дом лорда Каслрея в Кенте вечером после свадьбы, где и провели первую неделю медового месяца в компании животных из домашнего зверинца супруги хозяина. Ясно, что уединение им понравилось и возвращаться в светские круги они не спешили, поскольку, когда Каслреи нагрянули к ним, вернее, к себе из Лондона с кучей гостей, молодожены тут же съехали и перебрались в усадьбу Уайлдернесс-хаус, уступленную им дядей Чарльза лордом Кэмденом, где провели еще неделю в приватных радостях.
Молодым, привыкшим до вступления в брак общаться, в основном, с лицами каждый своего пола, и обычно вовсе не имевшим возможности проводить время наедине с представителями противоположного пола, внезапное попадание в ситуацию многодневного пребывания наедине друг с другом, естественно, давалось непросто, и именно поэтому их уединение редко оставалось вовсе не нарушаемым. Уильям и леди Сара, к примеру, провожая из Уимблдона миссис Поул-Кэрью, взяли с нее твердое обещание вернуться «отужинать и переночевать там в ближайшее время». В точности так же и новоявленная леди Дунканнон с радостью приняла гостей в лице своей мачехи и ее сестры леди Сары Джерси, которая по итогам визита сообщила леди Бессборо, что Мария им пела и играла, пребывая в хорошем расположении духа. Интересно, однако, что семья сочла необходимым опровергнуть газетные сообщения о том, что Дунканноны прервали свое медово-месячное уединение на первой же неделе после свадьбы ради того, чтобы принять приглашение отужинать с герцогом и герцогиней Девонширскими, поскольку это, очевидно, свидетельствовало бы о том, что не все у молодоженов складывается благополучно.
Для недавних дебютанток только что с рынка невест медовый месяц становился первым в жизни глотком воздуха свободы, получаемой вместе с переходом из девиц в матроны. Гарриет Фейн была одной из множества тех, кому не терпелось расправить крылья, вот она и умоляла Чарльза вывезти ее на Средиземное море, а именно, в Испанию, где еще недавно сражались ее братья-офицеры. Но из-за того, что растерзанная войной Европа оставалась не самым гостеприимным местом для путешественников на день их свадьбы в январе 1814 года, ей пришлось вместо этого довольствоваться медовым месяцем с Чарльзом в сельской глуши Нортгемптоншира, отложив средиземноморские амбиции до лучших времен.
Уильям Литлтон и леди Сара, однако, были преисполнены решимости отважиться на вылазку куда-нибудь подальше в поисках мало-мальских приключений, прежде чем приступать к размеренной семейной жизни, ведь Сара в бытность дебютанткой всем сердцем желала именно этого, полагая, что «юным леди модно пускаться в странствия», да и Уильям жаждал этого не меньше нее. Столкнувшись с той же проблемой, что и Гарриет, они просто решили выбрать направление побезопаснее средиземноморского и выбрали достаточно нетипичный для британских туристов в Европе маршрут. В конце июня 1813 года молодожены отбыли на паруснике в Швецию, где (после двухнедельного и не без шторма путешествия) несколько месяцев путешествовали по стране, знакомясь с ее природой, культурой и достопримечательностями. Весь этот опыт пришелся Саре по душе еще и благодаря «неустанному, непомерному и при этом еще и всевозрастающему доброму вниманию» к ней со стороны «мистера Л.». Из Швеции они, повинуясь спонтанному порыву, переехали в Санкт-Петербург, – и это было даже несколько отчаянное решение, поскольку Наполеон лишь годом ранее отступил из Москвы, – и, в отличие от него, продержались в морозной России до мая 1814 года, видимо, в ожидании полного поражения и отречения Бонапарта, дабы спокойно и без риска вернуться на родину транзитом через Германию и Францию.
Магдален Холл в юности
Отвага Литлтонов, не позволивших затяжной войне порушить их мечты о свадебном путешествии за границу и проведших на континенте – вдвоем и без сопровождения – почти полтора года, конечно же, впечатляет. Однако их