медовый месяц все-таки никак не тянет на звание самого экстравагантного за всю эпоху Регентства. Пальму первенства по этой части однозначно заслуживает чета де Лэнси, планы которых война с Францией не просто преобразила, но и едва не сорвала вовсе. Идиллически складывавшийся для новой леди де Лэнси медовый месяц в апреле 1815 года не более чем через десять дней был нарушен доставленным им в тихое шотландское имение приказом ее мужу срочно вернуться из отпуска на действительную воинскую службу за морем.

Роман у Магдален развивался бурно. Славный ветеран полковник сэр де Лэнси, едва переступив порог их семейного дома в Эдинбурге шестью месяцами ранее, сразу же завоевал ее сердце. Высокий брюнет, блестящий потомственный офицер родом из Америки, увешанный военными крестами, этот красавец, прибывший в их столицу на первый в его жизни тыловой пост заместителя генерала-квартирмейстера в Северной Британии, не мог не произвести переполоха среди юных знатных шотландок. Но именно Магдален, двадцатиоднолетняя дочь шотландского баронета и видного ученого [41], попалась ему на глаза и очаровала его своей нежной красотой и развитостью ума. К декабрю тридцативосьмилетний де Лэнси стал завсегдатаем загородного дома ее отца в Данглассе в тридцати милях от Эдинбурга, а к марту было объявлено о скорой свадьбе. Вступив 4 апреля в священный брак в исторической францисканской Greyfriars Kirk в самом центре Эдинбурга, молодые отправились обратно прямиком в Дангласс в надежде провести там тихий и романтичный медовый месяц с видом на Шотландское море и лесистые холмы Ламмермура в преддверии будней супружеской жизни.

Так бы оно все там для них, вероятно, счастливо и сложилось, если бы еще раньше не начали сгущаться над континентом зловещие тучи возобновления войны. 26 февраля Наполеон сенсационно бежал со средиземноморского острова Эльба, куда был сослан годом ранее после отречения, и вернулся обратно во Францию. Практически не встречая сопротивления со стороны ранее находившихся под его командованием сил, бывший император к концу марта без особых проблем восстановил свое правление и снова пошел войной на всю Европу. Новость эта стала пугающе неожиданной не только для уставшей от войны нации, но и для новобрачных де Лэнси. То есть слухи о бегстве Наполеона с Эльбы до сэра Уильяма, возможно, доходили и до свадьбы, но он, подобно большинству военных, не почитал их достаточным основанием для тревоги, поскольку, во-первых, все это походило просто на дерзкую попытку реванша со стороны низвергнутого лидера французов, а во-вторых, казалось быстро и легко пресекаемым. Поэтому, лишь когда к их дому в Данглассе прискакал прямо по парадной аллее на взмыленной лошади вестовой с приказом полковнику немедленно вернуться в расположение конной гвардии, до молодых начали доходить истинные масштабы последствий наполеоновского побега. Герцог Веллингтон в Брюсселе вовсю готовился к возобновлению войны с Францией, а потому первейшим делом и призывал давнего соратника де Лэнси под свои знамена на привычную тому роль главного квартирмейстера. Приказы такого рода не обсуждают, и Уильям – пусть даже и вопреки своей воле – вынужден был отбыть обратно в Лондон всего через семнадцать дней после венчания. Ему, должно быть, думалось, что на этом его медовый месяц и закончился преждевременно в силу официального распоряжения.

Сэр Уильям де Лэнси в форме полковника, 1814 год

Но он недооценил свою молодую жену. Вместо того, чтобы смириться с разлукой и тихо ждать у себя в Шотландии весточек от него, Магдален настояла на том, чтобы он взял ее с собою в Лондон, а оттуда в Брюссель, видимо, сочтя это хоть какой-то перспективой продолжения медового месяца. Это был отчаянно смелый шаг. Конечно, она, как жена высокопоставленного офицера, вправе была рассчитывать на то, что вовсе без крыши над головой и неких бытовых удобств не останется, однако театр военных действий – не опера, и добровольная отправка туда была сопряжена для нее с колоссальным риском. Ведь при неблагоприятном сценарии – реванше Наполеона, поражении союзников и гибели мужа – она могла застрять на чужбине без средств к существованию, друзей и семьи и всякой возможности эвакуироваться на родину перед лицом потенциально свирепых и люто жаждущих мести французов. Но даже и при успешном исходе миссии союзников победа могла прийти не скоро. Магдален могли предстоять долгие недели неопределенности и тревоги, да еще и впервые в жизни в полном одиночестве в чужой стране. Имея за плечами двадцать два года военной карьеры, сэр Уильям понимал это куда лучше своей молодой жены. Но идея не расставаться оказалась слишком соблазнительной, чтобы отказаться от нее. Так, в начале июня Магдален в «мятущемся расположении духа» покинула Англию и присоединилась к мужу, обосновавшемуся в брюссельском особняке графа де Ланнуа по соседству с Веллингтоном.

Ее там ждала приподнято-праздничная атмосфера, плохо вязавшаяся с подготовкой к войне, которая хотя и велась с полной серьезностью, но как бы на заднем плане, а то, что она наблюдала с некоторым даже неодобрением, состояло в продолжении веселой светской круговерти с участием британских семейств наподобие Кэпелов и Ленноксов на фоне всевозрастающей численности высаживающихся в Бельгии солдат и офицеров. Ни Магдален, ни Уильям не питали ни малейшего интереса к вечеринкам и пикникам здешних британских богачей. Все его свободное время они проводили исключительно наедине друг с другом. «К счастью, дел у моего мужа там почти не имелось, и на службе он проводил от силы по часу в день», – наивно-беззаботно вспоминала она. На самом же деле опьяненный любовью полковник, всю жизнь славившийся добросовестностью и верностью долгу, должно быть, просто договорился с подчиненными ему штабными офицерами о том, чтобы они взяли оперативное планирование на себя, высвободив ему время для создания у его молодой супруги хотя бы видимости продолжения вынужденно прерванного медового месяца. В конце концов, будучи главным квартирмейстером, он нес персональную ответственность за размещение и снабжение семидесятитысячного британского воинского контингента в Европе. И то, насколько мучительно ему давалось балансирование на грани разрыва между велениями головы и сердца, его сослуживцам было прекрасно видно. «Бедняга де Лэнси все вздыхает по своему коттеджу в Каледонии посреди полной неясности перспектив всей его дальнейшей воинской репутации», – сочувственно отметил один из его младших офицеров.

Дожидаясь день за днем его возвращения со службы, Магдален все никак не могла свыкнуться со своим новым статусом жены высокопоставленного военного и высоким званием леди де Лэнси и коротала время, сидя у окна и рассматривая важных соседей, прогуливающихся при параде по прилегающему парку. По ее собственному признанию ни Брюсселя, ни