В дверь постучали, и в кабинет заглянул Бейли, банковский курьер.

– Некий мистер Бромхед спрашивает, может ли он зайти к вам, мистер Паттерсон.

Паттерсону с трудом удалось не выдать облегчения.

– Пусть зайдет, Джо.

Вошел Бромхед, с фуражкой под мышкой, гордый и независимый. Глядя на него, едва ли кто подумал бы, что только что он гнал «Роллс» по автостраде со скоростью шестьдесят миль в час, то есть предельно допустимой. Конечно, ему хотелось мчаться еще быстрее, но он сдерживал себя, понимая, что объяснения с дорожной полицией отнимут у него куда больше времени.

Когда Бэйли ушел, Бромхед приблизился к столу.

Мужчины обменялись долгим взглядом.

– Она требует завещание, – выдохнул Паттерсон. – Вы велели мне ничего не делать! Что за игру вы затеяли? Я должен привезти ей завещание в три часа дня.

– Вот оно. – Бромхед вытащил из-за пазухи конверт и положил на стол. – Настоящее завещание, мистер Паттерсон. Я хотел бы взять другое. – Он посмотрел на такой же конверт, уже лежащий на столе: – Это оно?

Паттерсон кивнул:

– Оно самое.

– Боюсь, мистер Паттерсон, мы вернулись в исходную точку. – Бромхед опустил глаза. – Ее племянник мертв.

– Мертв? – Паттерсон уставился на него. Мозг его уже работал как часы. Раз племянник мертв, Бромхеду и Шейле ничего не светит. А вот его наследство оказалось под угрозой.

– Вы ошибаетесь насчет исходной точки, – возразил он. – А как же Уэйдман?

Под взглядом Бромхеда Паттерсон покраснел. Так смотрят на бестолковых мальчишек.

– Я думаю, мистер Паттерсон, с мистером Уэйдманом вы разберетесь сами. Впрочем, одно предложение у меня есть. Скажите ему, что старушка решила распорядиться картинами иначе. В преклонном возрасте людям свойственна переменчивость. И вряд ли он будет жаловаться. Информацию, которую он получил от вас, иначе как конфиденциальной не назвать. Я не понимаю, почему вы волнуетесь из-за мистера Уэйдмана.

Паттерсон глубоко вздохнул:

– Вы считаете, все кончено… мы действительно на нуле?

– Я думаю, вы, мистер Паттерсон, сможете сказать, что все кончено, если вы найдете подход к Уэйдману. Если его удовлетворят ваши объяснения, тогда вы обязательно станете богатым. Это лишь вопрос времени.

Паттерсон еще не верил своему счастью.

– Мне нужна магнитофонная лента.

Бромхед кивнул:

– Разумеется, но существует некоторая разница между тем, что человек хочет и что получает. Магнитофонная лента меня не интересует. Ее у меня и нет. Она у мисс Олдхилл… вам следует поговорить с ней. – Он взял подложное завещание, печально посмотрел на него. – Жаль. Столько вложено в это дело, и все зазря. – Бромхед сунул конверт во внутренний карман. – Ну, мистер Паттерсон, будем надеяться, что в свое время вы станете богатым человеком. – И он направился к двери.

Паттерсон молча проводил его взглядом. Когда же Бромхед ушел, схватил телефонную трубку:

– Вера… соедините меня с мистером Уэйдманом.

В отдельном кабинете ресторана «Ше Анри» Паттерсон нетерпеливо ждал Эба Уэйдмана. Он то и дело поглядывал на часы, прикладывался к бокалу мартини.

Когда он позвонил Уэйдману, тот сказал, что ленч исключается: у него уже назначена встреча с клиентом.

– Дело очень срочное, Эб, – настаивал Паттерсон. – Мне необходимо переговорить с вами. Вы не можете перенести встречу?

– С чего такая срочность? – мялся Уэйдман.

– Оно касается вас. Я бы не хотел говорить по телефону.

– Ладно, Крис, – после короткого колебания согласился Уэйдман. – В половине второго… «Ше Анри»?

– Разумеется… Наверху.

По пути в ресторан Паттерсон выработал план действий. Теперь он не сомневался, что сможет нейтрализовать Уэйдмана, и его беспокоила лишь магнитофонная пленка, хранившаяся, по словам Бромхеда, у Шейлы. Но все в свое время, сказал он себе. Сначала Уэйдман, потом Шейла.

Пленка будет стоить денег, но скупиться он не собирался. И едва ли уж Шейла заломит слишком высокую цену.

Вошел Уэйдман.

– Извините за опоздание. – Они обменялись рукопожатием. – Утро выдалось ужасным, а теперь, чувствую, вы испортите мне и день.

– К сожалению, я не могу отложить этот разговор. Что вы будете пить?

– Как и вы… двойной мартини.

Паттерсон кивнул официанту.

– Так в чем дело, Крис? – Уэйдман сел, вопросительно глядя на Паттерсона.

– Давайте сначала закажем ленч. Раз уж мы здесь, можно и поесть.

Метрдотель принес меню, официант – бокал мартини для Уэйдмана.

Уэйдман сослался на то, что сегодня много работы, и попросил что-нибудь полегче. Ему предложили спаржу, семгу и овощной салат, с чем он и согласился. Паттерсон заказал то же самое.

Они поговорили о текущих котировках акций некоторых компаний, которые интересовали Уэйдмана, а после ухода официанта Паттерсон сразу перешел к делу:

– Меня тревожит миссис Морели-Джонсон.

Уэйдман окунул стрелочку спаржи в соус.

– Почему?

– К сожалению, вынужден огорчить вас, Эб, она передумала и отказалась от нового завещания.

Уэйдман не донес спаржи до рта.

– Передумала?

– Да, решила вернуться к прежнему завещанию.

Уэйдман даже потерял дар речи.

– К прежнему? – наконец выдавил он из себя. – Вы хотите…

– К сожалению, да. – Паттерсон смотрел на тарелку со спаржей, избегая взгляда Уэйдмана. – Я виделся с ней вчера. Она сказала мне, что картины Пикассо должны уйти в музей. Она, мол, еще раз все обдумала. И поскольку вам она не говорила о своих намерениях, следовательно, вы ничего не знаете. А она пришла к выводу, что жители этого города и туристы будут вспоминать ее мужа, если картины украсят стены музея.

Уэйдман положил стрелочку спаржи на тарелку. Паттерсон поднял голову. В глазах Уэйдмана он прочитал разочарование, отчаяние, злость.

– Черт побери! – пробурчал Уэйдман. – Значит, я не получу Пикассо?

Официант приоткрыл дверь, увидел, что ни один из мужчин не притронулся к спарже, удивленно приподнял брови и закрыл дверь.

– Эб… Я знаю старушку. Все-таки она немножко ку-ку. Она еще может передумать. Я еду к ней сразу после ленча. Новое завещание все еще у меня… Я не уничтожил его. Я хочу дать ей время одуматься. Я знаю, сколько вы сделали для нее. Если кто-то и заслуживает эти картины, так это вы.

Уэйдман потер толстую щеку.

– Старухи! Как вы и говорите, никогда не знаешь, что взбредет им в голову. Я… – Он не договорил и беспомощно развел руками.