Моей ведьмы.

И этот факт заставил меня задуматься: неужели Агафья прокляла своих потомков? Или же ее дом просто был «злым местом», и земля осталась пропитанной тьмой даже после его сноса? Или ранняя смерть близких – моя плата за невероятно долгую жизнь? Что, если свое время я отнимаю у тех, кого люблю?

Мне страшно об этом думать…

Но я ничего не могу изменить.

И теперь нас осталось двое…

Максим – умный, хороший, смышленый мальчик, но, увы, почти начисто лишенный магических способностей. Такое бывает у наследных колдунов, я проверял, но мне от этого не легче. Я искренне надеялся дожить до того дня, когда Макс женится и обзаведется потомством, хотел посмотреть на праправнука, оценить его возможности, но времени у меня оказалось меньше, чем я рассчитал. Неожиданный удар не позволил мне не только подготовить правнука к дальнейшим событиям, но даже просто поговорить с ним.

Я заигрался.

И потому…

Максим, прости меня!

Твой прадед оказался не так умен, как считал всю свою жизнь. Я оставляю тебя один на один с невероятной тайной, зная, что тебя ожидают опасные приключения, и ничего не могу поделать… Впрочем… Я надеюсь, что ты действительно смышлен и справишься сам.

Ты – единственный, кто может добраться до Чинтамани. И ты обязан сделать все, чтобы камень не попал в Тайный Город!

Я верю в тебя и желаю удачи.

Держись!»

Чтобы проникнуть в незнакомое здание, да еще на его секретный, скрытый от посторонних уровень, требуются три вещи: наблюдательность, сообразительность и богатый опыт. Ни у Пифуция, ни у его юного напарника такого набора в запасе не было, однако они искренне надеялись возместить сей недостаток артефактами, магическими способностями и дерзостью. Любой нормальный житель Тайного Города обязательно указал бы Пифуцию на самоубийственность подобных надежд, однако в настоящий момент конец не был нормальным, а скорее – скучающим, и не видел ничего дурного в том, чтобы как следует повеселиться.

К тому же он свято верил в стремительный и спасительный артефакт «Дырка жизни», с которым не расставался ни один уважающий себя маг и который молниеносно направлял поврежденное или испуганное тело мага в приемную Московской обители – лучшего на Земле госпиталя.

Что же касается юного спутника, у которого сей артефакт по вполне понятным причинам отсутствовал, то Пиф искренне желал ему удачи в предстоящем приключении.

– Здесь, – прошептал Максим, указывая на гладкую вроде бы стену театра.

– Уверен? – Конец недоверчиво прищурился.

– Абсолютно.

– Теперь я и сам вижу, что здесь, – сварливо произнес Пиф, оглядевшись и припомнив, что именно в эту клумбу вывалился молодой чел в прошлый раз. Садовники уже привели цветочки в порядок, однако конец точно запомнил место. – Но я ничего не вижу.

– А что ты должен видеть?

– Дверь, о которой ты говорил.

– Она видна, только когда я запускаю часы.

– В таком случае – запускай, – распорядился Пиф и на всякий случай сжал в кулаке «Дырку жизни». В этом жесте не было никакой необходимости – артефакт работал автономно, реагируя на повреждения тела, – однако конец чувствовал себя гораздо спокойнее, когда обнимал спасительное устройство толстенькими пальцами.

Воронов достал «Брегет», лихо щелкнул крышкой и театрально указал на стену:

– Вуаля!

– Чтоб тебя навы съели, – прокомментировал его действия Пиф. – Работает!

– А ты думал!

– Твой дед был хорошим колдуном.

– Прадед.

– Непринципиально. – Конец придирчиво оглядел появившуюся в стене дверь: старую, но видно, что толстую, массивную, на скрытых шарнирах, без ручки и замочных скважин, кивнул и нетерпеливо продолжил: – Открывай!

– Сейчас… – Воронов поднес часы к полотну, но замер, повернулся и поинтересовался: – Против десятифутовых ящериц есть что-нибудь?

– Открывай, – повторил Пифуций. – Разберемся.

– Я серьезно, – не отставал чел, на которого явление стража произвело сильное впечатление. – Вдруг она до сих пор за дверью ждет? Что тогда?

– Тогда – вот. – Толстяк показал пугливому спутнику перстень на правом среднем пальце, а затем другой – на левом. – И вот. Любых животных, хоть реальных, хоть магических… в пыль!

– Жестко.

– Я такой! – Конец самодовольно ухмыльнулся. – С зубастыми у меня разговор короткий.

Воронов припомнил агрессивное создание, которое чуть было не откусило ему ноги, и остатки любви к животным куда-то испарились.

– Хорошо. Ты готов?

– Все мои женщины знают ответ на этот вопрос.

– Я не женщина.

– Не знаю, радоваться тебе по этому поводу или нет…

– Помолчи.

Максим приложил часы к двери и покрутил стрелки:

– Прошу.

Темнота прохода напоминала, что слово «непредсказуемость» давно поселилось рядом с сочетанием «опасное приключение», и потому конец не двинулся с места.

– Ты же говорил, что там десятифутовая ящерица.

– И что?

– Иди первым.

– У тебя есть артефакт против них, – напомнил чел. – А у меня – нет.

– Есть, есть… – Пиф задумался. – Вряд ли твой дед запихнул сюда настоящую тварь: что она жрала бы все это время? Скорее всего, использовал один из вариантов защитного морока – «Образ дракона».

– Ты хочешь сказать…

– Нет там никакой ящерицы. – Конец внимательно посмотрел на один из перстней, не тот, который со среднего пальца, а соседний. – И вообще никого нет, во всяком случае, на первом пролете.

– Уверен?

– Сто процентов.

– Тогда иди вперед.

– Трус.

Конец заглянул в подвал, потянул носом и поморщился.

– Пахнет не очень. – Несколько секунд балансировал на пороге, затем решился и медленно двинулся вниз. – Ты идешь?

– А куда я денусь?

Воронову очень не хотелось проверять, была ли ящерица иллюзией, но он не мог не поддержать конца.

Освещение, как в прошлый раз, было так себе. Сначала показалось, что в подземелье царит кромешная тьма, но вскоре выяснилось, что во мраке пребывали только первые три пролета, а ниже света оказалось предостаточно. Правда, был он неестественно золотистый, мягкий и словно обволакивающий. Свет, казалось, лился отовсюду: из стен, из потолка, он проникал в каждую щелочку, не позволяя появляться даже намеку на тень.

– Тебе не кажется, что свет становится ярче? – поинтересовался Максим, когда они спустились на пять пролетов.