– Вы понимаете, что собираетесь уничтожить памятник архитектуры?

– Никто не собирается его уничтожать…

– Представитель власти ушел от прямого ответа, – громко произнес в диктофон Десятник. – Так я и думал.

– Я ведь говорил… – Колпаков тяжело вздохнул. – Нам поступило сообщение… По оперативным данным, короче… В общем… Да…

– Что вы собираетесь делать?

– …в театре обустроено подпольное казино.

– В храме искусств? – с издевкой уточнил блоггер/журналист. – В здании, которое является символом города? Символом сопротивления творцам косной лжи и пропаганде? И вы хотите, чтобы я вам поверил?

– Можете верить, можете не верить – ваше право. – Майор махнул рукой. – Поговорим после операции.

– Поговорим! – пообещал Десятник. – В моем лице вы будете говорить со всей общественностью Новосибирска!

Получив разрешение принять участие в настоящей полицейской операции, блоггер/журналист решил, что по-настоящему прижал «слуг режима», и с каждой секундой становился все более и более неадекватным.

– Как скажете, – кивнул майор.

Зябликов вынул из рюкзака «ПМ» и сунул в карман штанов, но, поскольку узкие джинсы не были предназначены для таких довесков, пистолет пришлось переместить за пояс.

– Не отстрели себе там… – усмехнулся Колпаков.

– Я осторожен.

– Похоже, вы сексист, – заметил Десятник.

– Кто?

Зябликов закатил глаза и отвернулся.

Инженеры отошли от робота, один из них в последний раз проверил показания на пульте дистанционного управления и кивнул. Старший инженер выразительно посмотрел на Колпакова.

Театр покорно ждал продолжения.

– Я буду снимать это варварство! – пообещал блоггер/журналист. – Для истории!

– Для этого вы тут. – Майор отвернулся: – Спецназ?

Феликс поднял вверх большой палец:

– Начинаем.

Инженер плавно нажал на кнопку. Десятник поднял фотоаппарат, робот медленно поднес молот к стене и нанес первый, осторожный удар.

– Никогда бы не поверил, что стану свидетелем этого варварства, – бормотал Десятник в диктофон, не забывая снимать происходящее на видео. – Они все-таки добрались до храма искусств, не забыли о смелой постановке и принялись душить свободу. Они по кирпичику разбирают фундамент русского искусства у всех на глазах. Это горько. Это ужасно. Точно такие же чувства я испытал, узнав о смерти принцессы Дианы: полное опустошение. Помню, я пришел домой, лег на диван и не вставал с него два дня… Полное опустошение…

Тем временем робот нанес еще один удар и замер, отведя стрелу назад.

– Что там? – Колпаков нетерпеливо подошел к инженерам. – Что-нибудь нашли?

– Там точно пусто.

– Отлично! – У майора задрожали пальцы. Разумеется, за стеной могла действительно оказаться вентиляционная шахта, и в этом случае скандал был бы неизбежен, однако полицейский чувствовал, что идет по правильному следу. – Бей еще! – Покосился на Десятника и добавил: – Только аккуратнее.

– Вам нужно пройти или аккуратно пройти? – сварливо поинтересовался старший инженер.

Чувствовалось, что он был хорошим профессионалом. А спорить с профессионалом – себе дороже.

– Бейте так, как считаете нужным, – кивнул майор.

– Вот это разговор, – повеселел инженер. И что-то прошептал помощнику.

Робот, замерший было у стены, неожиданно резко поднялся, изогнул стрелу, точнее прицеливаясь, а затем нанес несколько мощных ударов подряд, вызвав облако пыли, короткий вскрик свидетелей и обрушение стены…

За которой появилась лестничная площадка.

Феликс выругался. Десятник присвистнул. Зябликов остался спокоен, но только потому, что ждал чего-то подобного.

– Вентиляционная шахта, говоришь? – с облегчением произнес Колпаков. Все-таки одно дело уходить на пенсию со скандалом и совсем другое – героем.

– Да уж, явно не она, – ответил инженер.

– Старая постройка, – прищурился его помощник.

– За восемьдесят лет никто не обнаружил? Странновато как-то, тебе не кажется?

– Откуда там дверь?

Они подошли ближе и с изумлением посмотрели на тяжеленную металлическую дверь, которая вывалилась вместе с куском стены.

– Может, она раньше была заштукатурена? – предположил инженер.

– Похоже…

– Теперь наше дело? – уточнил подошедший Феликс.

– Да.

Командир спецназовцев поднял руку, указал на пролом, и его ребята неспешно двинулись вперед. А за ними, через минуту, Колпаков, Зябликов и блоггер/журналист.

– Мы находимся в страшных подвалах, которые вырыла под храмом искусств советская репрессивная машина. Что здесь было? Тайная тюрьма НКВД?

– Это театр, а не Гуантанамо, – не выдержал Зябликов. – Перестаньте молоть ерунду.

– Этот театр строили преступники!

– Инженеры и рабочие.

– Вертухаи и рабы! Я знаю людей, которые сидели при советской власти! Я слышал их рассказы! Я знаю…

– Успокойтесь, Десятник.

– Господин Десятник! – взвился блоггер.

– Много вас таких, желающих быть господами…

– Что вы сказали?

– Тихо! – попытался остановить скандал Колпаков, но «на голос» закусивший удила Миша уже не реагировал.

– Не нравится, что мы – господа? Не нравится нам подчиняться? Быдло!

А в следующий миг испуганно пискнул, потому что Феликс неожиданно развернулся и упер ствол автомата в подбородок блоггера.

– У нас операция, дегенерат, или ты идешь тихо, или тебя выведут.

Десятник бросил взгляд на Колпакова, увидел, что майор демонстративно отвернулся, и кивнул:

– Будет тихо…

И зашептал что-то в диктофон о зверствах «кровавой гэбни»…

Лестница была обыкновенной. Ну, для старых построек, разумеется: бетонные ступеньки, металлические перила, крашеные стены… Немного смущало отсутствие освещения, но фонарики позволяли видеть достаточно ясно.

А вот подземелье, в которое их привела лестница, выглядело серьезно. Зарешеченные лампы на стенах, пучки сплетенных, словно косы, проводов в древней оплетке и на фаянсовых крепежах, облупившаяся местами краска, медные трубы под потолком, а в довершение картины – отполированный каменный пол и трафаретные надписи. Так не строили и не оформляли интерьеры спецпомещений с шестидесятых годов. Ну и в пол никто давно не вмуровывал выложенные мраморной крошкой даты. В конце тридцатиметрового коридора, под порогом массивной двери были хорошо различимы четыре цифры – «1934».