Я осторожно открыла глаза. Мы стояли у моей парадной.

Еле-еле спустившись с проклятого седла на твердую землю, я трясущимися руками отдала Черному Псу шлем.

— А-аревуар, — пропищала я.

— Не прощаюсь, мамзелька, — хмыкнул он, взглянув на мои дрожащие коленки, — встретимся через несколько часов на форуме. Рахе!

Колеса закрутились с адским визгом, из выхлопной трубы вырвалось пламя, и черный мотоцикл скрылся за поворотом, спасаясь от лучей просыпающегося солнца.

Глава 19

Как вы думаете, с какими мыслями я проснулась на следующее утро?

Выпить кофе, да покрепче?

Побежать к майору Уточке, чтобы рассказать ему о своих вчерашних приключениях?

Накромсать оливьешку к Степиному возвращению?

Нет, нет и — да. Но больше всего мне хотелось отправиться на рынок, найти тетку, продавшую мне тушь для ресниц «Стреляю наповал», и закатить ей хорошенький скандальчик — с применением таких парламентских выражений, как «ах ты, курица!» и «повыдергивать бы тебе твои жидкие волосенки!».

Дело в том, что перед сном я забыла смыть макияж. Едва доползла до кровати, рухнула прямо на бордовое с золотым шитьем покрывало и отключилась. Поэтому воскресенье, седьмое июня, началось для меня просто отвратительно.

Я не могла разлепить глаза. Я пыталась их открыть, но проклятые ресницы за ночь превратились в одну густую плотную массу наподобие пластилина.

Постанывая и покряхтывая, будто древняя старуха, я кое-как сползла с кровати, утянув за собой скользкое атласное покрывало. Наощупь, ударившись многострадальным правым бедром о свою арабскую тумбочку, я доковыляла до ванной, где принялась ожесточенно тереть веки мыльной мочалкой. Неохотно, микрон за микроном, злодейская тушь наконец отстала от ресниц, и я смогла взглянуть на себя в зеркало.

Батюшки-светы! Я была похожа на клоуна, сбежавшего с циркового выступления в преисподней. Красные, с прожилками, глаза, окруженные грязно-серыми разводами. Расплывшееся вокруг рта цикламеновое пятно. В невесть откуда взявшихся морщинах скопились остатки румян и тонального крема. Про прическу я и вовсе не говорю — меня смело можно было выставлять на огород, ворон пугать до предынфарктного состояния.

Степочкин пластмассовый кораблик, лишившись чувств, с глухим стуком упал на дно ванны.

Понятно, без тяжелой уральской артиллерии тут не обойтись.

Из холодильника на кухне я достала фермерскую сметану — настолько жирную, что ее можно было принять за масло — и щедрыми горстями нашлепала полбанки себе на физиономию. Пока очищающая маска впитывалась, я посмотрела ранние утренние новости. Длинноносая телеведущая, фальшиво грустя, сообщила, что сегодняшний камерный концерт в честь участников международного экономического форума, похоже, состоится под проливным дождем: по прогнозу, сразу после торжественного обеда погода испортится.

— Как бы ты, милочка, подпрыгнула в своей студии, если бы узнала, что до концерта дело может вообще не дойти! Теперь все зависит только от меня, — сказала я телевизору и отправилась обратно в ванную.

Горячий душ немного остудил мой гнев по отношению к рыночной тетке, навязавшей мне проклятую тушь, и заметно улучшил общее состояние. В том числе и внешнее. Лицо приобрело свой нормальный оттенок, морщины разгладились.

Чтобы я еще хоть что-то купила по знакомству! — зареклась я, завязывая на талии пояс тигрового халата.

А потом, даже не позавтракав, лишь только схватив телефон с бесценной записью, побежала вниз и начала трезвонить в дверь к майору Уточке. Косметика по знакомству — это одно, а свой человек в полиции — совсем другое. Наверное.

— Люба, семь утра же! Воскресенье! Ради всего святого! Я же просил меня не трогать хотя бы в выходные!

Настроение у Володи было хуже некуда. Лохматые брови сошлись в одну, а темные глаза так и кидают в меня молнии.

На мгновение я почувствовала себя жалкой птичкой с новой картины, которая появилась в Володиной прихожей рядом с портретом скотчтерьера. Если верить прилепленной снизу бумажке, сия репродукция называлась «Охота на вальдшнепа», и, в полном соответствии с подписью, толстенький длинноклювый вальдшнеп безвольно болтался головой вниз в руках у подвыпившего матерого дядьки с ружьем.

Но смутить меня, как вам известно, не так-то просто.

— Доброе утро, Володенька! — прощебетала я как ни в чем не бывало. — Сейчас ты моментально проснешься. У меня для тебя ранний новогодний подарок!

— Что еще? — грубо отозвался он.

— Не желаешь ли ты, милый майор Уточка, предотвратить крупнейшее преступление в истории Санкт-Петербурга и вообще всего мира?

— Не желаю. — Володя был мрачнее тучи.

Я не сдавалась.

— Я вчера узнала такое… Такое… Ты не поверишь! Одна древняя секта — помнишь, я тебе рассказывала про Орден Королевской Кобры? — в общем, они, Володенька, готовят полное и окончательное истребление всех президентов и премьер-министров, которые съехались к нам на форум! А? Как тебе?

— Да никак.

— Что? Ты вообще меня слышал? Я говорю, всех випов сегодня отравят на торжественном обеде в Константиновском! — Я как будто кричала в вату.

— Спасибо за информацию, Люба, — сухо сказал майор, почесывая под майкой живот. — Мы внимательно рассмотрим предоставленные вами факты.

— Володь, что происходит? — Я обессиленно прислонилась к косяку его двери. — Почему ты не бежишь немедленно звонить во все колокола — или хотя бы полковнику Орлову? Ты понимаешь, что через несколько часов в Константиновском дворце произойдет непоправимое — погибнут лидеры крупнейших государств?

— Да-да, конечно, я все понимаю. — Володин тон мне совсем не понравился. Он разговаривал со мной как с бестолковым, капризным ребенком. — Конечно, погибнут, конечно, произойдет непоправимое. Да-да, Люба, не волнуйся, я все доложу полковнику Орлову.

— Подожди-ка, майор Уточка. — Я отлепилась от косяка и уперла руки в боки. — Ты что же это — не веришь мне?

— Верю, верю, как самому Господу Богу и семи его архангелам вместе взятым. Как же мне не верить такому надежному источнику, как ты, Любочка! — Голос его был пропитан сарказмом. — Признайся, успокоительных таблеток напилась на ночь? Кошмары снились?

— Да причем здесь кошмары! Что ты скажешь на это?

Я дернула ворот халата, едва не вывалив на всеобщее обозрение самое сокровенное, и продемонстрировала Володе воспаленную татуировку.

Майор смерил кобру критическим взглядом:

— Скажу, на что только не пойдет отчаявшаяся мамаша, чтобы вызвать к себе доверие и любой ценой вытащить ребенка из-за решетки! Прости, Люба, но я по-прежнему уверен, что ты фантазируешь. Все, мне пора.

Он потянулся к ручке. Однако я ловко влезла между дверью и косяком, потому что, по моему мнению, разговор еще не был окончен. А значит, он продолжится, даже если Володе это не по нраву.

— Хорошо. Точнее, ничего хорошего, это просто возмутительно, но вернемся к твоему отвратительному поведению позже, сейчас нет времени — до рокового обеда