всего несколько часов. — Я достала телефон из кармана тигрового халата. — Я знала, что понадобятся весомые улики. И у меня есть одна такая. Если я дам тебе послушать аудиозапись тайного заседания Ордена Королевской Кобры, на котором заговорщики обсуждают свою чудовищную задумку — ты поверишь мне наконец?

— Посмотрим, вернее, послушаем. — Майор хотя бы перестал чесаться, и это уже было большое достижение.

— Сейчас, сейчас будет тебе шикарное доказательство… — приговаривала я, роясь в телефоне. — Сейчас ты упадешь передо мной на колени и начнешь вымаливать прощение за свое хамство, мой милый Володенька… Сейчас ты увидишь, фантазирую я или нет…

Ага, а вот и тот самый аудиофайл.

— Итак, приготовься к нечеловеческому унижению, майор Уточка! — провозгласила я и включила запись.

— Ш-ш-ш… — еле слышно раздалось из телефона. Потом: — Скрип-скрип… — Потом снова: — Ш-ш-ш…

На этом запись продолжительностью четыре секунды закончилась.

Я посмотрела на Володю.

Володя посмотрел на меня.

— Ой, — пискнула я.

— Это всё? — спросил Володя.

— Сейчас-сейчас, погоди… — засуетилась я, нажимая кнопки телефона. — Наверное, что-то сбилось… Нет-нет, не может быть, чтобы это было всё.

Мы снова прослушали четырехсекундную симфонию для шипучки и скрипучки без оркестра.

Это действительно было всё.

Батюшки-светы.

Катастрофа.

Какая подлость со стороны современных технологий. Надо было взять с собой кассетный магнитофон.

— Да, — сказал Володя, нехорошо ухмыляясь. — Я унижен ниже некуда. Просто нечеловечески унижен. Эта запись, конечно, доказывает, что ты ничего не выдумала.

— Но я и правда ничего не выдумала! — воскликнула я. — Я была там, Володя! Я всё слышала и видела своими глазами! Вот, хочешь, могу пересказать по памяти: Черный Пес встретил меня во «Флёре», мы спустились с ним под землю, а там был этот старичок в балахоне и плетеных сандалиях, и еще одна наглая толстуха. Везде горели свечи, и старичок достал эту старую книжку. А потом меня накормили специями, меня едва не вырвало, и привязали к какому-то стенду с ядом, а потом попросили рассказать, за что я ненавижу Романовых, а потом…

— Вот что, Любочка, — тихо сказал Володя. — Что я точно не намерен выслушивать, так это твои бредовые сны.

— Но… — вякнула я, собираясь еще сказать про ампулу с ядом.

— Хватит уж, Люба, хватит, ради всего святого! Я устал работать твоим психологом! Знаешь, сколько раз ты мне позвонила за эти пять дней? Тридцать два! Могу телефон показать, если не веришь! — Он уже кричал, наскакивая на меня, словно разъяренный скотчтерьер на барсука, высунувшего свой нос из норы. — Я все понимаю — сын в тюрьме, ты в отчаянии. Но у меня тоже есть своя жизнь, я не могу двадцать четыре часа в сутки тебя утешать! Я сделал все, что было в моих силах, я попросил своих приятелей в «Крестах» присмотреть за Степой, я попытался связаться с Орловым, честно, попытался — но больше я ничего не могу! Я всего лишь майор полиции, а не Господь Бог. Пожалуйста, избавь меня от своих бесконечных звонков, от своих домыслов и выдумок на постном масле… И вообще, по-моему, Люба, тебе пора обратиться к психиатру!

Дверь захлопнулась. От силы удара жестяной кругляш с номером «21» оторвался и повис на одном гвоздике, печально раскачиваясь из стороны в сторону.

Я остолбенела смотрела на кругляш, не в силах поверить, что Володя Уточка, — тот самый Володя, которого я сорок лет назад качала на качелях и катала на санках во дворе, с которым сотни раз играла в «ку-ку», — только что скинул меня с санок прямо в снег, показав мне «ку-ку» у виска.

Мой давний друг меня предал.

Я опустила плечи и развернулась, чтобы уйти навсегда.

Не получит он ни полстакана сахара, ни луковицу. Никаких больше соседских одолжений.

Из квартиры выскочила Рита в моем цветастом халатике.

— Любочка, я слышала, как он на тебя орал, не обижайся. Он сегодня неуправляемый. Собирался на охоту, а его из-за форума вызвали на работу внеурочно. Скоро выходит на смену. Вот и сорвал злобу на тебе, понимаешь? Ничего, он после форума придет в себя. Загляни после форума, ладно?

После. После будет поздно.

Глава 20

Моя сестра немного похожа на Анну Ахматову. Прямая темная челка, неизменный узел на голове, нос с горбинкой. Она высокая и худая, в отличие от меня, и одевается в стиле Серебряного века: длинные однотонные платья, легкие шали, никакой бижутерии — только скучные «гвоздики» в ушах. Портрет поэтессы стоит у Глафиры на тумбочке, в одинокой унылой спальне старой девы. Лично мне больше нравится Лариса Рубальская, но сейчас речь не об этом.

Замерев в нерешительности перед новыми «Крестами», я вспомнила несколько строчек Ахматовой. Глафира цитирует ее к месту и не к месту. Обычно меня это ужасно раздражает — скажите на милость, ну кто в обычной жизни разговаривает стихами? — но именно этот отрывок запомнился, поскольку сестра прибавила, что поэтесса провела семнадцать месяцев в тюремных очередях в Ленинграде: в «Крестах» (исторических, на Арсенальной набережной, тех, что из красного кирпича) у нее были заключены муж и сын.

«И я молюсь не о себе одной,

А обо всех, кто там стоял со мною

И в лютый холод, и в июльский зной,

Под красною, ослепшею стеною»

.

Я, кажется, еще тогда подумала, что уж со мной-то ничего подобного произойти точно не может — я для этого слишком хорошая мать. А вот сейчас, пожалуйста: собираюсь постучаться в глухую, обитую железом дверь, чтобы упросить надсмотрщиков дать мне хоть минутку повидаться со Степочкой.

После ссоры с Володей я просто не могла усидеть дома. Напряжение зашкаливало. Вот что будет, если к кастрюле, в которой закипает вода, припаять крышку? Давление пара станет стремительно нарастать, и в конце концов кастрюля взорвется.

Пока майор отвечал на мои звонки, я чувствовала хоть какую-то, пусть косвенную, связь с моим сыночком. Но теперь — кто мог дать мне гарантии, что у Степочки все в порядке?

Я должна была его увидеть.

И я начала действовать.

Упал — не забудь подняться, так ведь?

Мои собственные поиски полковника Орлова, который мог бы организовать мне встречу с малышом, ни к чему не привели. Почему-то диспетчеры, отвечающие по номеру «02», ведут себя на удивление черство и не желают диктовать гражданам мобильные телефоны высокопоставленных сотрудников главка, даже если эти граждане бьются в истерике. Тоже мне, экстренные службы!

Поэтому мне ничего не оставалось, кроме как напечь оладушек-пятиминуток (на обстоятельные пирожки не было времени) и на маршрутке отправиться в петербургский пригород — Колпино, где располагалось новое здание следственного изолятора. В этот раз я даже ни с кем