– Спасибо.

Соседка вылезла из-под одеяла, включилачайничек и, показав на банку с кофе, спросила:

– Будете?

Еще бы, и кофе, и пирожные, и сыр, и масло,все буду, очень есть хочется.

К вечеру я уже все знала про свою однопалатницу.Зовут Таней. Работает женщина в киоске “Союзпечати”, торгует газетами ижурналами. До перестройки служила в НИИ водной промышленности, но институтразвалился, и пришлось искать другое место. Родила двух мальчишек. Видно,хорошая мать, потому что один из сыновей ввалился в палату, таща неподъемнуюсумку с соками и фруктами, а потом долго скакал вокруг матери, заставляя еесъесть часть принесенного. Под стать и невестка, чем-то похожая на Зайку.Высокая стройная блондинка сурово выговаривала Тане:

– Ешь немедленно печенку, потом икру,прямо ложкой.

Вдвоем с соседкой мы остались только послеужина. Таня спросила:

– Хочешь персик?

Я покачала головой, у самой тумбочка ломитсяот снеди, дети приволокли почти весь ассортимент супермаркета, прихватили даже несъедобныйавокадо.

В палату со шприцем на изготовку влетеламедсестра.

– Давайте, девочки, готовьте попочки,сейчас снотворное кольну. Таня улыбнулась:

– Катенька, возьми персиков для дочки.Смотри, сколько еды натащили, пропадет ведь. Катенька обрадовалась.

– Ну спасибо, Виноградова, вечно балуешь.Знаешь, я тебе лучше сейчас реланиум уколю, а то от этого до обеда в себяприходить будешь.

Потом повернулась ко мне:

– Васильева, шов не болит?

Я решила последовать примеру опытной Тани:

– Катюша, возьмите для девочки конфет,компот и чайку прихватите. Столько принесли, мне не осилить.

Медсестра расцвела.

– 215-я палата всегда такая приятная, какхорошие люди, так здесь. Сейчас я вам все укольчики поставлю.

И девушка, подхватив кульки, убежала.

– Зарплата копеечная, – вздохнула Таня, –мужа нет, а дочка маленькая. Кстати, насчет палаты она права. В прошлый раз яздесь же лежала, а на твоей койке такая симпатичная тетка оказалась.Представляешь, тоже Виноградова, однофамилицы. То-то сестры злились, они всехпо фамилии кличут, а нас пришлось по именам звать.

– Почему в больнице только фамилиюназывают? Таня хихикнула.

– Чтобы к нам жалости не испытывать. Так– просто тела: Виноградова, Васильева… А если по имени, уже какое-то личноеотношение получается. Но нас пришлось именовать Катя и Таня.

Я чуть не свалилась с кровати. КатюшаВиноградова лежала на этой кровати! Ну да, она же рассказывала, что ей делалитри операции. Таня, не замечая моего удивления, принялась сплетничать:

– Такая приятная женщина оказалась. Ксчастью, у нее ничего серьезного – рак молочной железы.

– Ничего себе, ерундовая болячка.

– Конечно, – серьезно сказала соседка, –просто чепуха. Сделали операцию, провели химиотерапию, и здорова. Девяностопять процентов излечиваются, если вовремя пришли, вот если рак крови или моямеланома! Главное, чтобы было ради чего жить. Знаешь, тут одна тетка лежала,так ее кошки спасли!

– Кошки?

– Ну да. Она одинокая, инвалид первойгруппы, с раком легких. Лежала, не вставая. Ходила за ней ухаживать патронажнаясестра из Красного Креста. Ну, больная целый день кисла, стонала и ждаласмерти. Тут медсестра возьми и не приди. А у тетки две кошки. К вечеру кискиесть стали просить. Та лежит, встать не может. Наутро кошки просто плакатьначали: жратвы нет, лоток полный. В общем, на следующей день пришлось больной скойки сползать, мыть кошкам туалет и варить им яйца. Еще через день выползла наулицу, не подыхать же животным с голоду. Короче, когда про нее через месяц вКрасном Кресте вспомнили, несчастная умирающая окна мыла. Ее сюда наобследование направили, наш Свистунов только руками развел: здорова. Вот тебе икошки. А Катюша, к сожалению, совсем одна жила.

– Детей не было?

– Сын. Только за границей работает,приехать не смог, все письма писал. Еще подружка приходила несколько раз,армянка, Натэлла, вкусные баклажаны приносила с грецкими орехами. А так никто.Ой, нет, впрочем, как-то раз мужчина заехал. Катюша его как увидела, побелелався и как крикнет: “Зачем явились!” Потом они о чем-то В коридоре пошептались.Молодой парень совсем, лет тридцати, черненький. Но он ее здорово расстроил.Катюша в палату вернулась и давай тазепам глотать, наверное, поэтому и скандалтакой в столовой устроила.

– Скандал?

– Ну да. У нас диета разная, и сиделипоэтому в столовой не вместе. С Катюшей две женщины соседствовали – АняВельяминова и Танечка Костикова. Стали ужинать, только запеканку подали, какКатюша вдруг на ноги вскакивает, тарелка с пудингом об пол шмякнулась, вареньев разные стороны. Стоит, трясется, словно в лихорадке, и на одной ноте кричит

"Хватит глупости рассказывать! Всепоняла, страшная, страшная…” Просто истерический припадок. Больные испугались,за врачом побежали. Тут же укол всадили – и в палату. Свистунов потом объяснял,что у некоторых от химиотерапии крыша едет. Главное, девчонки, что вместе с нейза одним столом сидели, клялись, что ничего ужасного не говорили. Наоборот,смеялись и пересказывали друг другу недавно прочтенные любовные романы.

После этого недоразумения Катюша совсемзамкнулась и практически перестала разговаривать с соседкой. Целую неделюпролежала лицом к стенке, даже обедать не ходила. Потом, правда, отошла.Однажды ночью Таня услышала, что Катя плачет. Женщина слезла с кровати ипринялась утешать подругу. Та повсхлипывала немного, потом пробормотала: “Немогу тебе рассказать, зато знаю теперь, что все дело в страшной…”

Как Таня ни пыталась узнать. Катя так и несказала, кто и что так напугало ее.

– Мужчина, который приходил к ней, былтакой высокий, полноватый, блондин?

– Нет, скорее лицо кавказскойнациональности, имя еще такое странное – Ика, Мика, Миса, как-то так. Он тольков палату сунулся, а Катюша крикнула: “Зачем явились, Ика Давидович?” – или МисаБайдович, в общем, не по-русски звучало.

– Может, Искандер Даудович?

– Точно, Искандер Даудович. И вид у парнясоответственный – волосы черные, глаза карие, лицо смуглое.