Выяснилось, что несколько недель назад, какогочисла, Ваня не помнил, он забрел в закусочную “Олимпия”. При этих словахНатэлла вздохнула. “Олимпия” – маленькое грязное заведение. “Рыгаловка” – такназывает подобные места ласковый Аркадий. Тусуются там в основном алкоголики,бомжи и проститутки. Ассортимент еды соответственный – дешевый китайский суп встаканах, несъедобные американские куриные сосиски с кислым кетчупом и богатыйвыбор неудобоваримых винно-водочных изделий. Иван взял, по его словам, яичницуи пристроился в уголке. Тут-то он и увидел Катюшу с незнакомой теткой. На фонеостальных посетителей женщины выделялись, как бриллианты в навозной куче.Скорей всего в такое непотребное место заглянули, чтобы не встретить знакомых.

Неизвестная дама что-то втолковывалаВиноградовой. Та отрицательно покачивала головой. В забегаловке стоял гвалт, иВаня не слышал, о чем шла речь. Зато увидел, как незнакомка вытащила из сумкипачку долларов, сантиметров эдак десять толщиной, и стала совать Кате.

– Столько деньжищ, – сокрушался пьяница,– небось все по сто баксов!

Но Катюша в отличие от Ивана не пришла ввосторг. Оттолкнула соблазнительную пачку, сказала какие-то грубые слова иушла. Богатая тетка запихнула баксы в кожаную торбочку, посидела пару минут итоже отправилась восвояси.

– Как выглядела незнакомка, помните?

Иван напрягся.

– Черное пальто, беретка и сумка.

Какие славные, индивидуальные приметы! Простоуникальная дама! Да в черном пальто с береткой пол-Москвы ходит.

– Лет сколько?

Алкоголик мучительно задумался.

– Черт ее знает, тридцать два – сорок,пятьдесят, шестьдесят… Я не умею возраст отличать, и потом, голова сильноболела.

Все ясно, сидел пьяный, поэтому ничего и неразобрал, а деньги запомнил.

– О, – вскрикнул Ванька, – на торбочке утетки золотая буква О болталась на цепочке!

Да, облегчил задачу! Как только следователи сосвидетелями работают, не представляю.

Стрелка часов тихо подбиралась к четырем,следовало нестись домой, пока домашние не заметили исчезновения умирающей.

Остановив такси метров за двести до ворот, я,прижавшись к забору, словно вор, стала пробираться к дому. И поняла, чтоопоздала. Во дворе стояла милицейская “Волга” с мигалкой, а в открытом гаражевиднелись машины: “Мерседес” Аркадия и “Фольксваген” Зайки.

Так, нечего и думать о том, чтобы войти черезпарадный вход. Скорее всего отсутствие любимой мамули замечено. Хотя, может,еще не все потеряно!

Я обогнула дом с задней стороны. Чудесно, окноспальни распахнуто, а у сарая стоит длиннющая садовая лестница. Приставив ее кокну, я с замиранием сердца принялась карабкаться вверх по шатким ступенькам.

Ужасно, просто панически боюсь высоты, да ещемокрые, потные руки скользят по перекладинам. Но ведь не признаваться жедомашним, что я прекрасно себя чувствую!

Красная от натуги, потная и несчастная,ввалилась в спальню и услышала за дверью негодующий голос:

– Можете убедиться сами! Не прошло и двухнедель, как выбралась из клинической смерти, а уже усвистела куда-то!

Тратить время на раздумья нельзя. Однимпрыжком преодолев расстояние от подоконника до кровати, я рухнула под одеяло,не успев снять ни джинсы, ни теннисные туфли. Тут же дверь распахнулась, и вкомнату ворвались разъяренные домашние: Кеша, Зайка и Маня. Сзади маячилполковник.

– Вот… – трагическим тоном завел сыночеки уставился на кровать.

Я приоткрыла глаза и дребезжащим голосомспросила:

– У нас пожар?

Кешка остался стоять с открытым ртом. Зайка внегодовании повернулась к супругу:

– Как ты мог не заметить Дашу в кровати?Аркадий принялся оправдываться:

– Когда заходил, ее не было, честноеслово! Ольга посмотрела на меня.

– Признавайся, уходила?

Я с трудом повернула голову и прошептала:

– Заинька, ноги дрожат, только до туалетаи то с трудом добредаю. Дайте отдохнуть умирающему человеку.

– Ничего не понимаю, – бормоталобескураженный Кешка, – приехал с работы, заглянул – се нет. Потом поехал в“Макдоналдс” за уродскими котлетами, поднялся в спальню – снова нет. А теперьоказывается: лежала, не вставая.

– Если в стенах видишь руки, не волнуйся– это глюки, – встряла Маруся.

– Ладно, – отмахнулась Зайка, – Даша наместе, пошли обедать, а то не успела войти, как Аркашка наверх поволок.

Я закивала головой:

– Идите, поешьте, только пусть АлександрМихайлович потом поднимется.

Приятель переспросил:

– Может, не надо? Что-то ты сегодня такаякрасная, давление, наверное, поднялось.

Ну как угодить такому! Вчера бледная, сегоднярумяная – все плохо!

Домашние ушли, Манюня притормозила на пороге.

– Мамусечка, ты и правда как свекла,потная вся. Давай врача вызовем.

– Не волнуйся, детка, просто жарко.

– Зачем тогда укрылась? – удивилась дочьи сдернула пуховое одеяло. – Так, – пробормотала она, узрев джинсы и туфли. –Так! Значит, Кешка не обознался, ты и впрямь удрала из дома.

Девчонка открыла рот, чтобы заорать, но ябыстренько спросила:

– Мусенька, а Кешик уже знает, кто разбилбагажник “Мерседеса”?

Дочь захлопнула рот и помотала головой. ЛюбовьАркадия к автомобилю – притча во языцех. “Мой глазастенький”, – воркуетсыночек, поглаживая полированный капот. Иногда, в злую минуту, Зайка сообщает,что “мерс” был бы Аркадию самой лучшей женой, потому что всегда молчит. А ужесли он родит ему двух “мерсят”, то хозяин всю жизнь станет поить егоавиационным бензином. Царапины на боках автомобиля Кеша воспринимает каксобственные раны. И надо же чтобы Маруся недели три тому назад, влетая на своеммотоцикле во двор, зазевалась и вломилась прямо в багажник священной тачки. Посчастью, хозяин в этот скорбный момент мылся в ванной и не заметилпроисшествия.

Трясясь от ужаса, Манюня быстренько оседлаламопед и унеслась в гости к Саше Хейфиц. Преступница надеялась, что братзаподозрит кого-нибудь другого. Так и вышло. После обеда к детям наехали гости,забили двор машинами, и сын обнаружил вмятину только ночью, когда, проводиввсех, решил загнать “Мерседес” в гараж.