был закончиться, а мама Джоанни еще не вернулась бы из Дублина. Однако ожидания Эшлинг услышать увлекательные подробности и, возможно, увидеть поспешно удаляющегося Дэвида не оправдались: пунцовая Джоанни сидела за кухонным столом вместе с Тони. О мой бог, он, наверное, застал их, когда они возвращались с пикника… Боже милостивый, какое невезение!

– Эшлинг, сейчас не самое подходящее время. Мы с Тони должны поговорить… – Джоанни вела себя отстраненно и загадочно.

– Конечно… – Эшлинг удивилась, но поняла, что задавать вопросы не следует. – Привет, Тони! Ты на каникулы приехал?

– Что-то вроде того, – проворчал Тони.

Из всего семейства Мюррей его Эшлинг знала хуже всего. Он был самый старший, ему скоро исполнялось двадцать восемь. С тех пор как она его видела в последний раз несколько месяцев назад, он, кажется, похорошел. А может быть, он выглядел красавчиком, поскольку явно лопался от злости. Эшлинг знала из книжек и фильмов, что люди становятся привлекательными, когда у них сверкают глаза и сжимаются челюсти.

– Ну… тогда я пойду. Джоанни, ты придешь ко мне позже… или как?

– Ты не хочешь спросить, как она себя чувствует? Или вся школа в курсе дела? – поинтересовался Тони.

– Да, конечно, я именно за этим и пришла, узнать, как у тебя дела. Может, ты грипп подхватила. Сестра Катерина…

– Завтра увидимся, – ответила Джоанни.

– Ладно! – обиженно фыркнула Эшлинг и удалилась.

На следующий день Джоанни пришла в школу с красными глазами, что послужило доказательством плохого самочувствия. Сестра Катерина даже участливо предложила ей побыть дома еще денек.

Очевидно, Джоанни чудом повезло выйти сухой из воды. Тони удалось убедить молчать, пообещав, что она ни с кем не будет встречаться – и уж ни в коем случае ни с кем из Греев. Она попыталась объяснить брату, что ничего такого они не делали, просто баловались, отчего он только сильнее взбеленился.

– А вы и правда просто баловались? – Эшлинг сгорала от любопытства, но Джоанни не собиралась вдаваться в детали.

– Да какая разница! Проблема в том, что Тони вернулся… – Джоанни выглядела разочарованной, и Эшлинг решила не давить на нее, оставив выяснение подробностей на потом.

– А зачем он вернулся? – спросила она.

– Ему надоело в Лимерике, и он хотел попросить маму позволить ему начать работать в нашей фирме здесь, ну как бы заняться руководством. Он говорит, что уже всему научился, а вчера его одолело нетерпение, и он поехал домой, чтобы поговорить с мамой. Боже милостивый, почему нетерпение одолело его вчера, а не сегодня?! Скажи, Господи, почему Ты позволил ему вернуться вчера?

– Видимо, чтобы не дать тебе совершить смертный грех, – глубокомысленно предположила Эшлинг.

Если подумать, то Господь бывает невероятно коварным!

* * *

Той осенью Тони Мюррей вернулся домой в Килгаррет. Ему понадобилось долгое время, чтобы забыть происшествие, которое он считал великим прегрешением и признаком безнравственности сестры. Поскольку благодаря хитроумному плану Эшлинг осталась непричастна к этой истории, она не вызывала подозрений и могла приходить в гости когда захочет.

Иногда Эшлинг задумывалась, как бы повел себя Шон в подобной ситуации, если бы был жив. Чувствовал бы он то же самое? Разозлился бы так же сильно? Впрочем, идея оказаться с кем-то в постели родителей, когда никого нет дома, выглядела совершенно невероятной, так что сравнивать не с чем. Да и сама мысль о том, чтобы сделать «это», теперь казалась весьма сомнительной. Джоанни, которая могла бы быть единственной сообщницей в такой затее, сидела дома под замком.

Монахини неимоверно огорчили маманю и папаню, когда заявили, что Эшлинг не имеет наклонностей к продолжению учебы. Как и для Морин, ей лучше выбрать такую область деятельности, где не требуется много учиться.

– Не вздумайте проболтаться Морин, что монахини считают ее непригодной к учебе, – сказала маманя. – Бедняжка и так с ума сходит, читая всякие мудреные книжки по анатомии и физиологии. Если она такое услышит, то ведь пойдет в школу и задаст сестрам жару!

Эшлинг было все равно. Школа предложила ей пойти в местный торговый колледж, где тоже преподавали монахини. Там можно изучить стенографию, коммерческий английский, бухгалтерское дело и научиться печатать на пишущей машинке. Что выглядело соблазнительнее, чем остаться в школе и готовиться к экзаменам на аттестат. Джоанни тоже не будет. Ее отправляли на год во Францию, но не в школу, а во французский монастырь, где ее научат в совершенстве говорить на французском, а также шить и готовить. Тони был одержим этой идеей, да и миссис Мюррей с ним соглашалась, думая, что там из Джоанни сделают настоящую леди.

Услышав новости от Эшлинг, маманя улыбнулась:

– Именно с такой целью меня когда-то отправили в монастырь в Ливерпуле, и посмотри, что в результате получилось! И бедняжку Вайолет за тем же отправили. Да что-то леди из нас не вышли!

– Ты все-таки куда больше похожа на леди, чем мама Элизабет, – преданно сказала Эшлинг.

Маманя была польщена, но виду не показала:

– Мы ведь не знаем, что творится в голове у Вайолет.

– По крайней мере, ты не разрушила свой брак и не сбежала с мужчиной, чтобы жить с ним в грехе и притворяться, что во всем виноват папаня.

– Да уж, – задумчиво произнесла маманя, – по крайней мере до такого не дошло…

Услышав, что монахини посчитали Эшлинг непригодной к учебе, папаня отнюдь не обрадовался. Он и так был не в духе, а такие новости его еще больше рассердили. Сквозь приоткрытую дверь Эшлинг слышала, как он с горечью ворчал:

– Замечательных детишек мы вырастили! Один сбежал из дома и почем зря положил свою жизнь за британцев, другая должна найти какую-то работу, не требующую мозгов! Нам тогда сказали, что устроить ее на учебу в больницу стоило немалых трудов!

– Да хватит тебе… – вмешалась маманя.

– Не хватит! В лавке Имон торчит столбом без всякого толку, а к нему вся местная шпана шляется туда-сюда! Донал такой хворый, что одному Господу известно, что из него выйдет, а Ниам избалованная принцесса! Единственного ребенка, на которого мы могли возлагать хоть какие-то надежды, эти чертовы монахини обозвали непригодным для обучения! Тогда какого дьявола она у них столько лет проучилась!

– Шон! – Маманя повысила голос.

– Что ты на меня с таким видом смотришь? Плохи наши дела. Чего ради мы с тобой столько лет надрывались? Вот ведь в чем проблема, Эйлин! Если наши дети не смогут преуспеть и жить лучше, чем мы, то ради чего все? – кричал папаня, но в его голосе слышалась дрожь. – Я хочу сказать, что если в жизни есть какой-то смысл, то разве