Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кроме того, особенностью этого солидарного политического режима функционирования имманентного наслаждения и стратегии «перманентного похуизма» является также и особая стратегия сексуальности, предполагающая, что хотя жадановские герои полностью лишены элементарного сексуального опыта («даже дрочить как следует не умеют» [470]), оргазм может наступить в любой момент и в ходе любого действия (например, в результате совместного выкуривания незнакомыми людьми сигареты на таможне [471] и т.д. и т.п.). Другими словами, герои Жадана способны испытывать сексуальное наслаждение постоянно и в контакте с любым объектом. В частности, еще один политический герой романа Депеш моде Чапай никогда не занимается сексом, потому что он коммунист в условиях посткоммунизма. У него нет семьи, дома, он живет на заброшенном заводе в помещении бывшего парткома, где занят в основном чтением коммунистических брошюр и разработкой марксисткой теории применительно к постсоветским условиям. Основным частичным влечением Чапая также является оральное влечение, но когда к нему в очередной раз приходят друзья Собака Павлов и Вася Коммунист и предлагают выпить, Чапай с сожалением отказывается и говорит, что сейчас не может, потому что у него триппер. На вопрос удивленных друзей о том, как можно заразиться триппером без сексуальных отношений, поскольку «ведь вы, марксисты, не трахаетесь», Чапай не апеллирует к известной лакановской метафизической концепции «нет сексуальных отношений», а невозмутимо объясняет: «А я и не трахаюсь вообще. Просто мы тут на заводе сэконд разгружали, вот и подхватил».[472]
В то же время по определению альтернативные, ненасильственные, номадические и «похуистские» герои Жадана (по его выражению, невинные «веселые алкоголики») совершают в романе серии неожиданно насильственных действий. Например, когда в качестве революционного «похуистского» действия решают ограбить кабинет директора завода, на котором живет Чапай. И хотя вполне анти-капиталистически выносят из кабинета не дорогое оборудование, но всего лишь гипсовый бюст сталинского соратника Молотова, однако это действие в рамках обычной законности вполне может описываться в уголовных терминах. Отсюда не случайной является и стратегия поведения самого Жадана (описываемая им в сборнике автобиографических повестей Биг Мак) в ситуации, которая выше была рассмотрена на примере творчества Андруховича – научного диалога Восток-Запад на конференции в Австрии. В отличие от Андруховича, искренне направленного, как мы помним, на диалог культур, Жадан симптоматично апеллирует в условиях парадигмы Восток-Запад в своем выступлении, используя аргумент силы, к русскому маршалу Жукову, который, как мы помним, командовал советскими оккупационными войсками в Австрии и способствовал разгрому страны.
Однако особенность репрезентации массовых практик насилия в творчестве Жалана состоит в том, что в отличие от изображения насилия в традиционной националистической литературе насилие у Жадана не является целенаправленным и не ограничено (как и описанное выше сексуальное влечение) избирательным объектом влечения – этнически, тендерно или социально другим, а поэтому не может быть маркировано в терминах национализма, расизма, антисемитизма, гомофобии, мизогинии и т.д. («гомосексуализмом мы не занимаемся, – пишет Жадан – хотя к тому все идет»[473]). Другими словами, насилие героев Жадана осуществляется не избирательно, а тотально – против всех одновременно: как против «чужих» – русских, евреев, кавказцев, коммунистов, националистов, бизнесменов, милиции, наркодиллеров и т.д., так и против «своих» – родителей, друзей, родственников, сексуальных партнеров и т.д. В этом контексте можно сделать вывод, что составляющей частью политической стратегии «перманентного похуизма» героев Жадана является индифферентность в отношении выбора объекта насилия. Отсюда его политические рекомендации:
Никогда не интересуйся политикой, не читай газеты, не слушай радио, выбей кинескоп из своего тиви, вставь туда цветной портрет Мао или Фиделя, не давай им наёбывать себя, не подключайся к сети, не ходи на выборы, не поддерживай демократию, не посещай митинги, не вступай в партии, не продавай свой голос социал-демократам, не встревай в дискуссии про парламент, не говори про президента – мой президент, не поддерживай правых, не подписывай никаких петиций к президенту – это не твой президент, не маши рукой губернатору, когда встретишь его на улице, тем больше – ты его никогда не встретишь, не ходи на встречи со своим кандидатом – у тебя нет кандидата, не проявляй интерес к деятельности профсоюзов – профсоюзы тебя используют, не поддерживай национальное возрождение – первым они повесят тебя, ты их враг, ты их еврей и гомосексуалист, ты их фашист и большевик, ты им мешаешь заниматься политикой ....[474]
В результате такой политической стратегии для Жадана, в отличие от Андруховича, который после украинской «Оранжевой революции» испытывает чувство неудовлетворенности (или состояние, которое Славой Жижек называет «утром после» революции) и поэтому выступает с лозунгом ее продолжения, такой проблемы как «утро после» просто не существует, поскольку, как утверждает Жадан в своих послереволюционных интервью, в отличие от киевских лидеров «Оранжевой коалиции», призвавших, как только пришли к власти, революционные массы покинуть киевский Майдан, «мы ушли с Майдана гораздо раньше, чем вы тут в Киеве». [475]