Я плавлюсь под его большими крепкими ладонями, словно воск. Прикосновения обжигают, заставляют выгибаться в спине, запрокидывать голову, закрывать глаза. Теперь только он, никаких третьих лишних. Только он и я.

— Прости… прости… — доносится до меня слова Тимура, как сквозь сон. — Я не должен был тебя отпускать. Я думал, ты сама хочешь. Элла… моя… Моя! — он опускает руку на внутреннюю часть бедра, больно сжимает.

Даже неясно соображая, я подозреваю, что Тимом правит соревновательный дух, что он попросту ревнует меня. Боится, что я могу польститься на заигрывания Игната.

— Теперь все хорошо, — горячо, шепотом говорит бывший, — теперь никто не помешает. — Столкнув наши лбы, он тяжело дышит мне в губы. — Я нашел то, что искал. Я все удалил… — ощущение, будто Тимур бредит.

— Ты о чем? — хмурюсь я.

Но, не ответив на вопрос, внезапно и применив силу, он стаскивает меня со стиральной машины и поворачивает к себе спиной. Я даже пискнуть не успеваю — Тимур мигом поднимает высоко подол моего платья и выдыхает:

— Я так и знал…

Теперь я отбиваюсь, сражаюсь,  но Тимур держит крепко. А когда чувствует моё сопротивление, прижимает к поверхности стиральной машины жёстче. Со мной так нельзя! Я хнычу, но ему плевать. 

— Ты что делаешь?! Не смей меня лапать!

Тим отвечает равнодушно: 

— Только что ты была не против. — А затем тем же спокойным голосом: — Я так и знал. 

Он повторил это во второй раз, глядя… Я знаю, на что. Они ещё не слезли до конца, эти проклятые татуировки. Спустя две недели от них остались лишь тусклые цвета, очертания расплывчатые, стертые, но узнать их еще можно.

— Какая умненькая девочка, — помогая мне подняться, хрипит на ухо бывший муж. — А я думал, ну неужели моя Элла способна набить настоящие татуировки…

— Я не твоя, — противлюсь ему, когда дыхание нормализуется.

Тимур глухо смеётся.

— Конечно, моя. Чья же ещё. 

Я защищаюсь, брыкаюсь, а, выбравшись из-под него, держу на дистанции. Противостою ему, словно настоящему хищнику. Ну, он же ведь Тигр. Царственно подкрадываясь, Тим улыбается. Неожиданная реакция. Да и тогда, в лофте, он меня крайне удивил. Ведь теперь понятно, что узнал, догадался, кто перед ним. То, что Тимур не агрессирует и даже не собирается, обезоруживает меня. Скрестив руки, я прислоняюсь спиной к холодильнику.

— Я думала, ты меня возненавидишь.

Он, опустив голову, мотает ею и усмехается.

— Почему?

Не знаю, почему, но меня беспокоит его равнодушие. Хотя нет, конечно же, я знаю, из-за чего в душе поднимается буря.

— Тебе все равно? — Как тяжело сказать это вслух. — Ладно, теперь ты убедился во всем, Тимур. Это была я. Скарлетт — это я. Так тебе, что, все равно?

Он с загадочной улыбкой продолжает просто смотреть в мои глаза, поэтому, рассердившись, я иду на опрометчивый шаг. Чтобы его разозлить, чтобы вызвать в нем эмоции, бросаю дерзко и борзо:

— Меня трахал твой друг, Тим, и мне понравилось.

Я провоцирую его, да, но меня же просто меня бесит эта улыбка на его лице! Которая, кажется, почти сходит после моих слов. А затем возвращается обратно. Несколько секунд не происходит ровным счетом ничего. Наше обоюдное молчание начинает напрягать, но стоит мне снова открыть рот, Тим неожиданно с быстротой молнии выбрасывает руку вперед — и в следующее мгновение я в его объятиях. Он крепко хватает за талию и двигается на меня. Спиной теперь я по-прежнему касаюсь холодильника. Мне не то холодно, не то жарко, но я дрожу. Дрожу в объятиях бывшего мужа.

— Что ты хотела сказать? — яростно шепчет он у моего рта. — Продолжай-продолжай, — с обманчивой ласковостью.

— Отпусти меня…

— Говори, — требует Тим. — Чего боишься?

Наши губы так близко, почти соприкасаются. Я все еще хочу услышать от него всю правду. Мне необходимо знать, действительно ли его ничего с Катей не связывает? Образ светловолосой длинноногой модели вспыхивает в сознании. Я так долго старалась не думать о ней, чтобы себя не расстраивать. И правильно делала, потому что ревность коварна и беспощадна.

— Я не собираюсь оправдываться перед тобой. Ты меня бросил.

Он морщится, будто его и правда ранят мои слова.

— Не представляешь, как сильно я себя за это презираю, Элл.

Я же взрослая девушка, строить из себя обиженную, чтобы получить от мужчины больше внимания, чтобы он чувствовал свою вину, — нехорошо. Я это понимаю, и все же нарочно высвобождаюсь из сильных рук. Потупив глаза, фыркаю на его заявление.

— Ну конечно…

— Элл. Послушай же, — останавливает он мои усилия увеличить между нами расстояние. — Да послушай меня! Я думал, ты сама хотела развестись…

Невероятно! Он на меня собирается повесить ответственность за то, что случилось?!

— Я хотела? Ты в своем уме, Тимур?

Он отпускает меня, чтобы резко махнуть рукой в сторону.

— Ты видела себя в последние месяцы нашей совместной жизни? Ты была похожа на скелет, Элла, — говорит со всей серьезностью, вперив в меня жесткий взгляд.

Я люблю эти серые глаза. Я любила их с самого первого дня, поняла уже позже. Но сердце ноет от предательства. И вроде я смирилась с тем, что не нужна ему, что он теперь с новой женщиной, а выходит — снова ошиблась?

— Ты сказала «хорошо», — припоминает мне Тимур.

— А что мне было говорить? Уговаривать тебя остаться? В ногах у тебя валяться нужно было? — отворачиваюсь к окну.

Прямо передо мной балконная дверь. Тянет выйти и глотнуть свежего воздуха. Я задыхаюсь в компании Тимура. Захлебываюсь в этих тягостных воспоминаниях. Мне физически плохо от того, что было и что это прошло. Что все разрушилось, неважно из-за кого. Бывший перешагивает порог лоджии следом за мной. Атмосфера июньской ночи окутывает нас обоих; романтический рэп из соседнего окна, невинный смех молодых девчонок снизу немного отвлекает и помогает справиться с огнем в душе. Жизнь прекрасна, просто мы не справились с проблемами. Не нашли верного решения тогда.

Тим обнимает меня сзади за плечи. Как я люблю эти ладони. В этих руках я всегда чувствовала себя в полной безопасности. Но сейчас, кажется, от безнадежной путаницы и неопределенности меня никто не сможет спасти. Я сама себя загнала в эту яму, мне винить некого.

— Честно, Элла, я был уверен, ты больше не хочешь со мной… ничего не хочешь.

Удивительно, как даже спустя время Тимуру удается произносить мое имя с особой бережностью. Как будто оно нечто слишком ценное. По крайней мере, для него.

— Я, думаешь, ничего не понимал, не видел? Моя родня тебя за*бала, скажешь, нет? Они все достали тебя. Я удивлен, как ты еще раньше сама от меня не сбежала.