На это Алеку нечем возразить. Он бросает на меня лишь короткий взгляд, а затем ведёт машину несколько минут, о чем-то размышляя.

— В её мире чувства не играют абсолютно никакой роли, — его голос какой-то отрешенный, словно сам Алек находится далеко от настоящего момента. — Софии куда важнее получить от Несс повиновения и признания, нежели её любовь. Поверь, она вряд ли будет страдать, что дочь не спешит присоединиться к ней за завтраком или ужином. Куда сильнее по ней ударяет, что Несс выбрала неравного себе в пару. — Алек снова смотрит на меня, будто что-то хочет донести следующими словами. — София не та, кто будет беспокоиться о благополучии своей дочери.

Слышу, как неосознанно скрипнули мои зубы. Я даже не поняла, когда успела сжать до такой степени челюсти, стараясь сдержать собственные эмоции. Я не хочу злиться на Алека, что он не упустил момент напомнить мне о моей матери, намекнув, что видит в её поступках заботу и беспокойство. Но я злюсь, и чтобы не дать разыграться этому сильному и яркому чувству, вызванному отнюдь не его словами, стараюсь переключиться обратно на тему Софии.

И снова возвращаюсь к главному.

— Значит, мы собираемся обмануть совет через Софию? — вопрос ещё даже не успевает вырваться в воздух, когда у меня назревает ответ. — Она нам не поверит, после стольких дней молчания.

Алек тоже так думает, поэтому кивает. Слава богу, при этом он не заостряет внимание на том, что я улизнула от разговора.

— Нет, не поверит, — говорит он ещё более уверенней, — но и не подставит под сомнение свою власть, а для этого ей надо будет что-то дать совету. Этого времени нам хватит, чтобы разобраться с Орденом. Большего нам пока и не надо.

Я знаю, что в голове Алек держит намного больше, чем озвучивает вслух, но не пристаю к нему с расспросами. Мне достаточно мысли, что у него уже есть план. За разговорами я не сразу замечаю, что скорость постепенно сбавляется, пока не вижу съезд на лесную дорогу. В груди всё тревожно сжимается, как перед чем-то очень важным и решающим судьбу. Поворачиваюсь и с секунд десять смотрю на Алека, сама не зная, почему на меня накатывает странного рода страх, мне кажется, что мы собираемся совершить какую-то глобальную ошибку.

— Я не уверена, что мы действительно готовы вступать в такую серьёзную игру, — признаюсь Алеку, пока мы ещё наедине и можем проявить сомнение.

А ещё меня не отпускает волнение, что наше время — действительно наше время — заканчивается.

Алек кидает в мою сторону мрачный взгляд, в карих глазах озадаченность, словно мы думаем с ним об одном и том же. Следующие полторы минуты он остаётся таким же хмурым, медленно и аккуратно объезжая все впадины и возвышенности, и только заехав в пределы загородного комплекса, он говорит:

— Самая большая ошибка, которую мы могли бы допустить — это подумать, что у нас действительно всё получится.

Алек останавливает машину, и наши взгляды пересекаются, но мы молчим. По его глазам знаю, что он хочет взять с меня миллион обещаний, как и я с него. Первое — не делать глупостей, но разве это будет правдой? Ложь, приправленная вкусом надежды: мы оба понимаем, что так или иначе без ошибок не обойдёмся.

Алек пожимает плечом так, словно мы действительно понимаем друг друга.

— На этот раз вместе, — говорит он, беря мою руку в свои ладони, и мы оба смотрим на наши сцепленные пальцы. Удивительно, но так становится всё проще, даже возможность неудачи. — Если облажаемся, значит стратеги из нас — так себе.

Из меня вырывается смешок, даже вечер за стеклами машины становится ярче, когда смотрю в глаза глубже самого океана, полные нежности и невероятной значимости.

— Нет, Алек, если облажаемся, стратегом плохим будешь только ты, потому что ты всё равно всё сделаешь по своему.

Он прищуривается, стараясь передать укор, но мягкая улыбка на губах предательски срывает весь его образ.

— Коварная, но ты слишком хорошо меня знаешь, — бросает он тягучей интонацией и одним плавным движением выбирается из машины, показывая мне, что сколько бы мы ни разговаривали между собой, самый главный разговор ждёт впереди.

Мы встречаемся у капота, и только тогда оглядываю дом, к которому мы подъехали, единственное, что подсказывает мне, что это не тот, из которого наспех уезжали, машина Марко, припаркованная на подъездной дорожке. Значит, я правильно поняла, и Алек решил, что мы первым делом попробуем всё обсудить. Я думаю об Елае, когда, взяв меня за руку, Алек ведёт к входной двери. Я не спрашивала, здесь он или нет, а сейчас уже поздно. Ясно одно: из плана Алек его не выбрасывал, у него сведения, и, как уже нетрудно догадаться, он довольно хорош. Алек не стучит, открывая дверь, проходит в тёмную прихожую, затягивая меня следом.

Этот дом действительно копия нашего, расположение кухни прямо напротив, и только там горит свет. Негромкие разговоры присутствующих сразу прекращаются, но я не вникаю в последние фразы, отыскивая глазами включатель, когда внезапно пальцы Алека резко сжимают мои.

— Ох, твою ж… — он не договаривает, явно не справляясь с ошеломлением, и меня тут же пробивает неладное предчувствие.

Спешу повернуться, чтобы понять, что случилось, но в сию же секунду об этом жалею. В ушах раздаётся не то гром, не то шум обвала здания. Серьёзно, лучше бы я ослепла, чтобы не видеть ни одно выражение лица. Алека — сокрушённее всех. Его кадык двигается: он смотрит то на меня, то в сторону кухни, слишком очевидно теряясь, что сказать.

— Принцесса… — тянет он предусмотрительно осторожно, но честное слово, его уже точно ничего не спасёт.

А самый благоразумный Марко, как всегда, говорит до ужаса хорошую вещь.

— Разговоры, дружище, я предупреждал, видит бог, только они бы тебя сейчас спасли от этой неловкой ситуации.

Неловкой? Прожигаю большего парня взглядом. Что, твою мать, здесь неловкого? По мне, так здесь всё печально и грозит предстоящими поминками. Правда, ещё не знаю, кого. Потому что главная причина моего колоссальнейшего негодования решает выделиться и занять первое место в очереди.

— Ну, не знаю, — щебечет тонкий, мягкий голос, — как по мне, так — всё намного интереснее. Правда, Алек?

Алека разве что только инфаркт не хватает, когда он первым делом смотрит на меня с бледно-серым лицом. В его глазах дикое сожаление, которое меня абсолютно не пронимает, мои глаза явственно отвечают, что Марко нескончаемо прав: раньше надо было думать. И видя это, он, наконец, безнадёжно смиряется с происходящим. Прикрывает на мгновение глаза и медленно поворачивается обратно:

— И тебе привет, Ники.

«Я не убегу», — хочется сказать Алеку, когда он всё сильнее и сильнее сжимает мои пальцы, точно готовясь к грандиозно-драматичной сцене.

Слава ушедшим богам, на сей раз у меня нет проблем с неуверенностью наших отношений, чтобы предоставить некоторым персонам такое удовольствие повторно. С мрачной настороженностью оглядываю всех троих Драговых. Никола с Марко стоят за спиной миниатюрной, точно хрупкой как хрустальная ваза, Николь, скрестившей на груди руки, словно вышибалы по обе стороны от неё. И всё больше рассматриваю двойняшек, пытаясь отыскать очевидное сходство, чтобы окончательно понять: это я такая невнимательная или просто никогда не приглядывалась, потому что никогда бы без подсказки не догадалась. Но нет, особой моей вины в этом нет. Они как небо и земля — абсолютно разные, даже цвет волос жгучей брюнетки разительно отличается от каштанового Николы, а вот с Марко — тут я облажалась. Форма глаз, их выражение, некоторые черты лица, — в этих маленьких деталях имеется удивительное сходство. Нужно было просто смотреть правильно, чего конечно же не делала, так как не могла знать. А позже, даже не старалась понять, как так я это всё упустила.