Аделин вспомнила, как во тьме паучьих глаз сверкали мертвые звезды, и поежилась, пытаясь окончательно прийти в себя. Бастиан помог ей подняться и повел по тропе к выходу из Грешного уголка: с каждым шагом Аделин становилось легче дышать.

— Никого нет? — переспросила она. — Точно?

Аделин с неожиданным ужасом поняла, что Бастиан мог ей сказать об этом просто ради того, чтобы ее успокоить. И паук по-прежнему там, под саркофагом Моро, и скоро он выберется на свет, потому что захочет напиться живой крови и вкусить человеческого мяса.

— Я никогда не стал бы тебя обманывать, — откликнулся Бастиан. — Там в самом деле пусто. Скорее всего, ты задумалась и поймала одну из волн некротического поля. Такое бывает на кладбищах.

— Я часто бывала на кладбищах в детстве, — сказала Аделин. Вот склеп остался позади, вот уже видно экипаж с разговорчивым возницей: увидев, что пассажиры возвращаются, он приветственно махнул им рукой. — Но никогда не ловила никаких волн.

Бастиан усмехнулся.

— Ты ставишь под сомнение мой опыт, госпожа Беренгет? — добродушно спросил он. Аделин ответила улыбкой на его улыбку.

— Нет. Ты же сказал, что не стал бы меня обманывать.

Но она подумала, что обманывать и не договаривать — все-таки не совсем одно и то же.

***

Доплатив вознице серебряную полукаруну, чтобы он доставил Аделин в поместье Декар как можно быстрее, Бастиан махнул рукой ей вслед и какое-то время просто стоял, выравнивая мысли и успокаиваясь. Затем он вздохнул и направился к полицейскому участку.

Обманывать и не договаривать — это все-таки разные вещи. Под склепом действительно царила пустота, Бастиан ощущал ее, но совсем недавно она была обитаемой. Дотронувшись до цепи на дверях и мысленно осмотрев пространство в склепе, Бастиан почувствовал присутствие чего-то очень могущественного и темного. Оно было внутри, ушло и могло вернуться.

И Аделин в это время лучше быть дома, под защитой родных стен, слуг и брата, а не на кладбище.

На всех столбах, дверях, заборах уже красовались белые плакаты с кроваво-красной надписью «Внимание, розыск!» и портретом убийцы девушек. Он смотрел на Бастиана, и в его взгляде чувствовалась насмешка. Да, ты увидел мое лицо, но ты никогда меня не поймаешь. Смирись и дай мне делать то, что я хочу. Может быть, тогда я оставлю тебя в живых.

От этого взгляда на душе становилось студено и тоскливо.

В участке было тихо и спокойно. Офицеры Бруни и Шанти сидели на скамье у входа — обменявшись приветствиями с Бастианом, они вернулись к разгадыванию крестословицы в газете. Дело было трудное: лица стражей порядка даже слегка припухли от усилий. Бастиан прошел в кабинет господина Арно, который изучал дагерротипические снимки в картотеке преступников, устало сел на стул и сказал:

— У кого я могу взять разрешение на вскрытие склепа?

Просто так лезть в склеп, который не принадлежит твоей семье, было нельзя — позволить вскрытие могло лишь официальное предписание. Полицмейстер вопросительно поднял левую бровь, а затем, правильно оценив выражение лица Бастиана, снова вынул свою бутылку с коньяком. На этот раз Бастиан кивнул, и крошечная стопка помогла ему встряхнуться и как-то ожить.

— Скорее всего, придется идти к Гейнсбро, — сказал полицмейстер, убирая бутылку обратно в стол. Оно и правильно, терапию растягивать не следует. — Но вы сами понимаете, как сильно он вас любит с позавчерашнего дня.

Бастиан кивнул. Да, любовь там была крепкая и сильная, всем на зависть.

— Что за склеп? — поинтересовался полицмейстер.

— Эдвина Моро. Вашего Лесного принца.

Вопросительно поднятая бровь изогнулась еще сильнее.

— Мой отец вел его дело, — ответил Бастиан на незаданный вслух вопрос. — Сегодня мы с Аделин поехали на кладбище, я хотел посмотреть. Там, под склепом, кто-то есть. Сначала я предположил, что это одна из волн некротического поля. Но потом подумал, что дело все-таки не в этом.

— Оно живое и разумное? — заинтересованно предположил полицмейстер. Бастиан неопределенно пожал плечами. Сейчас, в спокойной обстановке, он не мог сказать точно.

— Когда мы были у склепа, оно ушло, — произнес Бастиан. — Я видел лишь его следы, так что…

— Раз ушло, зачем вскрывать? — спросил господин Арно.

— Затем, что оно обязательно вернется, — ответил Бастиан. — А моя работа как раз и состоит в том, чтобы брать таких гадов за хвост.

Полицмейстер задумчиво кивнул и, сунувшись в ящик стола, извлек стопку бланков, взял желтоватый листок и принялся быстро писать.

— Тогда я все оформлю как розыскные мероприятия в рамках нашего дела, и поедем на кладбище, — пояснил он, посмотрел на часы и добавил: — И предлагаю перекусить по-быстрому у Сварливого Жиля, а то неизвестно сколько там проторчим.

Душа Бастиана дрожала и рвалась вперед, в Грешный уголок, к склепу — ее звало алчное чутье охотника, и любое промедление почти причиняло боль. Но он лишь кивнул, соглашаясь.

— Почему у Сварливого? — спросил Бастиан. Господин Арно вышел из-за стола, взял шляпу и ответил:

— А он ругается постоянно. Доктор Холле говорит, что это такая болезнь. Но готовят у него — просто пальчики оближешь.

Кабачок Сварливого Жиля располагался в проулке через два дома от полицейского участка: когда Бастиан, господин Арно и офицеры спустились по лестнице в уютный подвальчик, то угрюмый господин в белом фартуке, который стоял у прилавка с полотенцем в руке, поинтересовался с крайне недружелюбным видом:

— Ну что, приперлись? Ладно, бросайте свои старые задницы на лавку, сейчас плесну вам хрючева. Даст Господь, переварите.

Компания разместилась за большим столом в углу: вскоре Сварливый Жиль принес огромные тарелки наваристого борща. На скатерти появилась сметана, ломти ноздреватого ароматного хлеба, мисочка с тертым чесноком, хрустальная рюмка с зернистой горчицей и поднос с салом, которое источало такой запах, что хотелось лишь прикрыть глаза и наслаждаться.

— Жрите, не обляпайтесь, — Сварливый Жиль сопроводил угощение добрым напутствием. Офицер Бруни повел носом над тарелкой, восторженно вздохнул и со сдержанной тоской спросил, посмотрев на полицмейстера и Бастиана:

— Может, по рюмочке, а? Это же борщец, святое дело…

— Дерьма тебе в тазу, а не по рюмочке, — сказал Сварливый Жиль. — Ты при исполнении, косорылый.

Борщ оказался выше всяких похвал. Бастиан и сам не заметил, как его тарелка опустела. На второе был крестьянский капенат — блюдо из баклажанов, помидоров и таких огромных ломтей тушеной свинины, что становилось страшно. Когда обед подошел к концу, то в кабачке внезапно появился знакомый возница — увидев Бастиана, тот приветственно поднял руку, подошел к столу и, сняв шапку, сказал: