Cras amet qui numquam amavit,

Quique amavit cras amet.

Что означает, примерно, в моем переводе: «Познает любовь не любивший ни разу, И тот, кто любил, тоже познает любовь».

— А ты и латынь знаешь? — спросила Джули.

— Да нет, так, с пятого на десятое…

— Ну а что это означает? Первая строчка — кто не любил, тот полюбит, все ясно. А вторая? Как это — кто любил, познает любовь? Опять, что ли, полюбит?

— Знание любви есть иллюзия. Самообман. На самом деле она каждый раз разная, непредсказуемая. Нечто совсем другое, неизведанное. Но вообще это, кажется, что-то из культа богини Венеры. По ночам его адепты эту фразу скандировали. Призыв такой: чем больше любви, тем лучше. И новой.

Что-то в этом месте разговор перестал Джули нравиться. И она решила повернуть его чуть-чуть в другую сторону. Прочь от темы новой любви.

— Послушай! Признавайся. Ты же меня разыграл! Насчет того, что все прочитал и куски наизусть выучил. Ведь этот латинский стих — он же в самом конце! Ты просто заглянул на последнюю страницу. Две строчки запомнить — это даже я могла бы. Признавайся: разыграл?

— Ну да, да!

И смеется.

Ну и слава богу, что смеется! Хорошо, что это розыгрыш. А то ей как-то не по себе было: что, если он действительно всего «Мага» прочитал минут за тридцать? И куски еще якобы выучил наизусть. Вот ведь шутник!

Как только Шанталь уехала в детский сад, Джули тихонечко вернулась в гостиную и устроилась на стуле прямо напротив Карла. Сидела, смотрела на него. Сердце таяло от жалости. Но не только. Привычное уже теперь едкое чувство примешивалось. Смотрит на возлюбленного и ненавистного супруга своего, и мысль сверлит мозг: почему он так похудел? Что он делал столько времени? Кто был с ним? Может быть, неразборчивый, беспорядочный секс с кем попало и есть одна из причин его изможденного состояния?

Тетка, главная разоблачительница Карла, его Немезида, во многом оказалась права. Сколь ни прискорбно это признавать.

Почему-то она единственная с самого начала его невзлюбила. Как повелось с той первой встречи на пароме, так он все для нее оставался «иностранец проклятый». Да что ты такая у меня ксенофобка, тетя? — спрашивала Джули. — А как же твоя опера любимая? Ее ведь все больше иностранцы сочиняли, не так ли? Всякие там «проклятые» итальянцы, да немцы, да еще французы.

— Опера — другое дело, — сухо отвечала тетушка.

— Почему другое? Ты как-то отделяешь искусство от реальности…

— Вот именно! — говорила тетушка.

И все тетя подозревала Карла в чем-то, в том, что он якобы женился на ней по расчету, только для того, чтобы каким-то корыстным образом ее использовать. Что на дом зарится. Да он десять таких домов купить может! Но этот довод тетушку не убеждал. Ну, значит, ему одиннадцатый нужен. Или для него местоположение важно.

А что — действительно удобно. И до Лондона рукой подать, если что. И до континента — хоть до Франции, хоть до Голландии, хоть до Бельгии. Прыг на паром — и оттуда дальше, в глубь континента. Ему же надо по работе мотаться все время. А тут такая ночлежка посередине комфортабельная, домашний уют и забота. Накормят, напоят и спать уложат. («Ну, не сразу уж таки именно спать», — думала в этом месте Джули и улыбалась про себя.) Но тетушка знай долбила и долбила в одну точку. Ну, по ней, по тетушке-то, выходило, что любой самый захудалый англичанин автоматически превосходит любого самого замечательного иностранца, это уж само собой. Вот была бы она с Джоном, например… Вот это было бы дело. А так… Эх, хорошо, что бедные ее родители всего этого не видят.

Разговоры про родителей Джули, конечно, задевали. И потом тетушка невольно подводила ее ко все той же, не дававшей покоя мысли. Ну ладно, дом не дом, местоположение или что там еще… Но что действительно его к ней привлекло?

С чего это выпал ей такой фантастический выигрыш?

Любил ли он ее? Джули старалась не додумывать до конца ответ на этот вопрос. Нужные слова он говорил, но насколько искренне? Он же актер гениальный, сыграет тебе все что угодно.

Была, правда, у нее надежда, что другого человека, неотделимого от нее, он полюбил всерьез. На грани одержимости. С первого дня, когда она привезла Шанталь из роддома. И он посмотрел в ее синие глаза. Сказал пораженно:

«Слушай, она как будто уже все понимает. Как будто знает, кто я такой. И кто ты. Какая-то даже мудрость в глазах. И даже печаль. Бог знает, что такое. Я не знал, что такое бывает».

И все. Пропал! Попал в сети. Которых никто ему и не расставлял. Хотя он, конечно, намекал поначалу, что беременность лучше бы прервать. Пока они не наладили свою жизнь и так далее. Пошлости обычные нес, хоть в этом был ничуть не лучше других. Но Джули отрезала: нет, этого не будет. Теперь было бы очень жестоко ему напоминать, что он когда-то хотел убить Шанталь.

А потом мог часами играть с ней. С веселым изумлением наблюдал за ее движениями. С восторгом рассказывал каждому, кто готов был его слушать, что нового она продемонстрировала за день. Как засмеялась в ответ на веселую гримасу. Сама состроила потешную рожицу. Издала звук, явно похожий на «сит даун» — «садитесь», причем абсолютно уместно. Ловко схватила тетку Фиону за нос, как раз когда она собиралась разразиться очередной тирадой.

Вместо прежних баек и рассказов об экзотических местах, невероятных людях и страшных приключениях — вдруг такие обыкновенные, житейские, хотя по-своему очаровательные семейные истории. Соседи и приятели были разочарованы. Таких преданий они и сами могли порассказать сколько угодно. Рита даже один раз презрительно, но негромко фыркнула у Карла за спиной. Но он, конечно, заметил, у него же глаза в затылке. Лицо едва заметно дрогнуло. «Все, Риточка, конец», — с удовлетворением подумала Джули. И действительно, в следующий раз, когда зашла речь о какой-то соседской вечеринке, Карл поинтересовался, а ожидается ли Рита? «Ага, вот в чем дело! — весело подумала Джули. — Вот и я тебя, мой дорогой, могу иногда прочитывать, а не только ты меня». «Если она будет, я не пойду. И ты знаешь почему», — буркнул Карл. И снова Джули была поражена: оказывается, он прочитал, что она его прочитала!

Карл восторгался тем, как ловко и быстро Шанталь ползает по коврам. Долго вставать на ноги не хотела, Джули уже тревожиться начала, к врачу обращалась. А он говорил: не беспокойся. Ей незачем пока ходить, когда она так лихо перемещается и без того. Придет момент, и пойдет. В одно мгновение. И оказался прав: Шанталь в один прекрасный день встала на ноги и сразу побежала. Не говорила, не говорила, а потом стала выражаться сразу витиеватыми фразами. Целыми оборотами. «Видите ли, дело в том…» «С одной стороны — да, но с другой — нет…» Еще трех лет не было, а уже такая диалектика! Просто гениальный ребенок, вот и все, говорил Карл, и глаза его сияли.

Брал ее крошечную ручку в свою лапу, рассматривал, точно никогда не видел более удивительного предмета. Украдкой подносил маленькие пальчики к губам.