— Поговорили? — спросил Городцов, когда Башироввошел к нему без доклада.

— Да, — кивнул полковник, проходя к столу. —Они опасаются, что Дронго может не справиться, и просят дать ему в помощникикого-нибудь из наших офицеров.

— Мы им дадим такого офицера! — засмеялсяГородцов. — Обязательно найдем и пошлем на помощь Дронго. Ох уж ли непрофессионалы.Сначала Потапов со своим гуманитарным образованием, потом этот непонятныйДронго со своими методами конца прошлого века. Я думаю, мы найдем им такогоофицера.

— Я бы не стал недооценивать Дронго, — заметилБаширов. — Он очень сильный аналитик и неоднократно доказывал это на деле.

— Знаю, знаю, — отмахнулся Городцов, — вы всездесь на нем помешаны. Но он только человек, а не Бог. А в Бога я не верю сдетства. Поэтому давай думать, кого именно мы пошлем. У меня есть неплохаякандидатура, которая должна тебе понравиться.

Баширова раздражал непомерно амбициозный тон Городцова, ноон молчал. Настоящий профессионал, он уважал других профессионалов и не терпелбахвальства. Но говорить об этом генералу не стоило. В конце концов, они и такзавязли в этом деле слишком глубоко. И полковник уже догадывался, кого именноможет рекомендовать Городцов. И от этой догадки ему было не по себе. Он вдругподумал, что впервые в жизни с напряжением ждет, чем все это кончится. И невидит для себя благоприятной перспективы.

Вторая смена отправилась обедать примерно в два часа дня.Все сели за свои столики. Дронго оказался рядом с украинцами. Он был одет всветлый костюм и для голубой рубашки выбрал серо-голубой коллекционный галстукот Живанши. Когда он проходил по вагону, увидевшая его Дубравка Угрешич изГермании изумленно всплеснула руками:

— Ну как вам это удается? Мы не можем вовремя погладитьплатье, а вы всегда ходите в отутюженных костюмах. Вы сами их гладите?

— Конечно нет, я вообще не умею гладить. Просто вкаждом городе я нахожу нужных мне людей, которые готовы оказать мне этунебольшую услугу.

Вместе с Дронго за столом оказались Бондаренко, Вотанова иЮрий Семухович. Они сели напротив него, разместившись втроем на двухсоединенных вместе креслах. А Микола Зинчук уселся рядом с ним. В результатепоказалось, что в ресторане разместились не двадцать два человека, а двадцатьтри, и «лишним» оказался греческий журналист Анастасис Темелис, который сел насвободное место, за столик, где уже расположились Павел Борисов, Виржиния иЯцек Пацоха. За третьим столиком устроились четверо иберийцев. За четвертымоказались вместе три представителя Югославии и Мэрриет Меестер. Четыре столастояли с правой стороны от прохода. С левой были еще три столика, рассчитанныена два человека каждый. За одним уселись литовцы, за вторым — Георгий Мдивани иМулайма Сингх, а за третьим — Стефан Шпрингер и Альваро Бискарги.

Пожилая располневшая немка медленно разносила заказаннуюеду. За каждым столом вспыхивали свои дискуссии, споры. Дронго, обедавший сукраинцами, слушал их возмущенные реплики по поводу интервью, которое далАлексей Харламов одной из российских газет. Он не особенно выбирал выражения, ажурналист, воспользовавшись этим, добавил собственные оценки, представив самогописателя в крайне невыгодном свете. В интервью Харламов не просто оправдывалвойну, но и доказывал, что есть войны, которые можно и нужно оправдывать.Именно поэтому украинцы предлагали принять специальную резолюцию, осуждающуюподобные высказывания.

Дронго, беседуя с ними, наблюдал за всеми присутствующими.Шпрингер рассказывал очередной анекдот, и все смеялись. Георгий Мдивани слушалМулайму Сингх и вежливо кивал. О чем-то тихо говорили литовцы. За столом, гдесидели испанцы и португалка, слышались веселые восклицания. А вот за столомюгославов, наоборот, было тихо.

Время от времени кто-то выходил, чтобы покурить в коридореили зайти в туалетную комнату.

— Нужно заканчивать поскорее, — предложилаВотанова, — иначе мы ничем не будем отличаться от западных европейцев. Ониприходят в ресторан или в бар и сидят здесь за бутылкой пива, не понимая, чтонужно освободить места для других гостей.

— У них такие привычки, — усмехнулсяДронго, — и они не хотят их менять даже во время поездки.

— Я хотел вас поблагодарить за октонисепт, —вспомнил Андрей, — очень хорошее лекарство. Мне, во всяком случае,помогло.

— Где вы могли так удариться? — поинтересовалсяДронго. — Или просто занесли инфекцию?

— Я не ударится, улыбнулся Бондаренко. — Очевидно,попала инфекция. Испанские врачи прописали мне антибиотики, и поэтому янесколько дней не пил спиртного.

— Не пили? — уточнил Дронго, вспоминая расколотыйлед под ногами.

Убийца мог выплеснуть остатки виски вместе со льдом. Хотязачем ему обманывать Густафсона? Ведь он пришел в номер своей жертвы не дляэтого. И в комнате совсем не было запаха виски, который должен был остаться наковролите, впитаться в него, если бы убийца выплеснул содержимое бокала передтем как выйти из номера.

Он смотрел на Пацоху. Тот, обернувшись, уловил его взгляд и,поднявшись, вдруг громко сказал:

— Давайте выпьем за погибшего Густафсона. Он был нашимтоварищем.

— Конечно, выпьем, — поддержал его АльбертоПорлан, поднимаясь следом.

— Я надеюсь, что полиция найдет убийцу, —продолжал Пацоха, — тем более, что один из членов нашей группы обнаружил вкоридоре нечто такое, что поможет выйти на убийцу.

— Что он обнаружил? — спросил Борисов, поднимаясьсо своего места.

— Похоже, что это интересует тебя больше, чемостальных, — пошутил Пацоха. — Пусть сам Дронго расскажет, что оннашел.

Все посмотрели на Дронго. Тот медленно поднялся со своегоместа.

— Я думаю, что Густафсона убил не случайныйграбитель, — громко сказал Дронго, чувствуя на себе взгляды. — Дело втом, что я приехал в отель позже других и случайно увидел, что дверь в номерГустафсона была открыта. Конечно, я не вошел в комнату: это не в моих правилах— входить в чужие номера, но я увидел, что в коридоре валяется гильза оторужия, из которого был убит несчастный Густафсон. Я поднял гильзу, она былаеще теплой.

Он смотрел на присутствующих. Один из них должен дрогнутьименно в этот момент. Все смотрели на него, словно ожидая, какую сенсацию он импреподнесет.

— Где эта гильза? — крикнул ГеоргийМдивани. — Она у вас?

— Нет. Я не подумал ее сохранить и выбросил. Но я знаю,из какого пистолета стрелял убийца. Об этом знает и полиция. Я полагаю, чтопосле убийства преступник не мог скрыться из отеля. Было уже очень поздно,черный ход был давно закрыт, а парадные двери охранялись ночным дежурным. Изэтого я делаю вывод, что убийца не успел сбежать, а должен был оказаться вотеле.