«Еще одно весьма точное и интересное наблюдение».

– Ну а тело?

– Увязали в простыню, и Исламов увез. Он единственный, кто на машине, не на руках же таскать.

Пока я соображала, что бы еще спросить, Алик по-прежнему мягко и вежливо осведомился, чем еще может быть полезен.

Уже без обиняков я спросила:

– Друг мой, откуда такое ледяное спокойствие?

– Так а чего же мне бояться? – ласково ответил он. – Я же не убийца. А что до штрафа, то пожалуйста, мое пособие по безработице к вашим услугам.

«Ой как все плохо-то… и ведь в целом он прав, не придерешься».

– Последний вопрос, Алик. Вам, опытному человеку, ничего не показалось странным, когда вы спустились… ну, второй раз?

– Показалось, – подумав по своему обыкновению, сказал Вознесенский, – она была мокрой, видимо из душа. И крови было очень мало. Практически не было.

– Крови мало, при такой-то ране. В самом деле, странновато, – пробормотала я, пытаясь представить характер повреждений, – благодарю вас за то, что поделились своими наблюдениями.

– Я могу идти?

Ох, будь моя воля, пошел бы ты сейчас… сначала на освидетельствование, а потом на принудительное лечение. Увы, и снова приходится мириться с тем, что не всегда все происходит так, как хочется именно мне…

– Да, конечно, – с превеликим уважением отозвалась я, – буквально на полчасика попрошу задержаться…

Глава 32

Отправив Алика, я взглянула на часы, ужаснулась и поспешила в кабинет к Папазяну:

– Товарищ капитан, пошептаться бы.

Гарик, потный, взмыленный, отдувающийся, уже без мундира, с видимым удовольствием вышел в коридор и прикрыл дверь:

– Джаночка, у нас две кошелки. Одна утверждает, что зарезала Ольгу, вторая – что это неправда. А у тебя кто ее зарезал?

– Как ни странно, никто, – не подумав, ответила я.

Папазян немедленно впал в отчаяние:

– Как никто?! Таня, это ты меня убила, зарезала! Незаконное задержание, в том числе сына прокурора, Таня!

«Ой-ой-ой, оказывается, и я умею быть тупой и еще тупее. Меня-то кто за язык тянул?!»

– Тихо, тихо, успокойся, – попыталась я облегчить его страдания, – как минимум на заранее не обещанное укрывательство особо тяжкого преступления… того, основания имеются. То есть немедленно найдем, пусть только позволят себе рты свои поганые раскрыть на тебя. Но они вряд ли этим будут заниматься, за это я тебе практически ручаюсь. Так что, говоришь, Ирина утверждает, что зарезала Ольгу?

– Да, – отдуваясь, буркнул Гарик.

– А у меня мальчики в один голос поют, что девочки мирно почивали наверху. Какой психологический пассаж, а?

Гарик продолжал нервничать, поглядывая на часы:

– Слушай, время уже давно за двадцать два часа. Ночное время. Сама понимаешь.

– Да понимаю! Но непосредственно сейчас ну никак их нельзя отпускать, пока не будет ясна вся картина. Гарик, нам-то нужны доказательства по сто пятой за убийство, так?

– Ну?

– А у нас пока только триста шестнадцатая за укрывательство и двести сорок четвертая за надругательство над трупами.

– Я надеюсь, ты понимаешь, что делаешь.

– Не особенно, – призналась я, – но стараюсь изо всех сил. И вот сейчас закончу с девочками, если ты уступишь свой кабинет на четверть часа.

Гарик поднял толстый палец:

– Пятнадцать минут!

– Я уставшая, а не тупая, – огрызнулась я, заходя в его кабинет и плотно прикрывая дверь.

Эти две клюшки… выражусь корректнее. Эти две оставшиеся у меня головные боли сидели на стульчиках. Одна – Демидова – напоминала губку, набравшую в себя слишком много воды, так и источала влагу. Вторая – Ковач…

О ужас. Еще один супер в нашей палате номер шесть. Она читала учебник.

Учебник!

Увидев меня, она, впрочем, его немедленно отложила и подняла руку, как в аудитории.

Все эти детальки и детали, но именно эта картина да и ситуация в целом окончательно вывели меня из состояния равновесия. И все-таки первой разразилась не я.

Первой Белка зовопила громким голосом. И поведала все, в мельчайших интимных подробностях:

…и какая это (Ольга) была сволочь…

…и как она издевалась над братиком Матюшей и вообще всеми…

…и как она специально вертела тощей задницей в сауне, ехидно спрашивая, не пополнела ли названная часть тела…

…и если бы была такая возможность, она бы – Ирина – еще раз все это сделала…

И многое-многое другое она тоже поведала, хотя – честное слово! – никто ее не просил.

Возможно, кликушествовала бы она до второго пришествия, но я, воспользовавшись своим внепроцессуальным статусом, реализовала оскорбление действием. Проще говоря, выплеснув ей в луноподобный лик стакан водички – ледяной, из кулера. Пусть скажет спасибо, что не кипятка из чайника.

Мокрая Белка вхолостую хватала ртом невидимый бутерброд, Майя лишь брови подняла, но краем рта одобрительно улыбнулась. Руку она по-прежнему держала.

– Значит, так, девицы-красавицы. Время позднее, и ваша гоп-компания порядком надоела. Я не могу понять, кого вы хором тут выгораживаете, но заявляю как друзьям: своими выкрутасами вы помогаете исключительно убийце – настоящему убийце, ясно?

– Татьяна Александровна, я как раз хотела вам сказать, – мягко и вежливо произнесла Майя все еще с поднятой рукой, – можно?

– Прошу.

Она поднялась, поправив свой туалет, и начала излагать четко, как будто доклад делая:

– До недавнего времени я и мои друзья, по крайней мере Исламов, Демидов и Вознесенский, были уверены, что убийство Ольги совершила Ирина.

– Позволь узнать, почему?

– Объяснюсь. К тому времени, как Матвей Демидов спустился вниз на шум, он увидел свою сестру, которая держалась руками за кортик, коим Ольга была прибита к стене.

Неодобрительно поморщившись, Майя завершила описание картины (и без того красочное, исчерпывающее, как мне кажется):

– …и выла, почти так же, как сейчас. Далее спустился Рамзан. Я дольше одевалась и соображала, к чему шум, поэтому сбежала позже. Ирина была в невменяемом состоянии, выкрикивала какие-то признания, оскорбления. Поскольку нож был в руках Рамзана, я перепугалась. Однако Демидов