сестра? – он ещё раз усмехнулся, откровенно ощупывая взглядом округлые формы Таонги, с деланой брезгливостью покосился на Замиль и направился к двери, что-то нащупывая в прикреплённой к поясу сумке.

– Ты мне всех постояльцев распугаешь, кошка драная, – прошипела Таонга в полголоса, когда чернокожий парень резким движением открыл дверь на улицу.

Замиль явно собиралась что-то ответить, но в этот момент увидела замершего на лестнице Салаха. Он решил переждать там, пока гость уйдёт. Не потому, что не доверял именно этому типу, просто чем меньше людей его увидят здесь, тем лучше. К счастью, большинство постояльцев «Аль Мусафира» были довольно нелюдимы, предпочитая уединение своих комнат общению с соседями.

– Салам, – негромко бросил он, выходя из лестничного пролёта в маленький зал, – что здесь происходит.

Хлопнула дверь, закрывшись за чернокожим парнем, и он увидел, как Таонга, облегчённо выдохнув, повернулась к нему.

– Раз привёл её сюда, так скажи своей сучке, – заговорила она, словно выплёвывая слова, её акцент стал сильнее, и приходилось вслушиваться, чтобы понимать, – что здесь она у меня в гостях, и если никто не научил её поведению, то это сделаю я…

– За языком следи, жирная корова, – Замиль не полезла в карман за словом. В отличие от Таонги она говорила на арабском почти как на родном. – Ещё раз так меня назовёшь, я тебе зуб выбью! А может, и два.

– Салах, – Таонга повернулась к нему, и мужчина неожиданно увидел, что та не просто в гневе, но и очень уязвлена. Обычно гневавшаяся Таонга сжимала губы так, что они почти становились у неё нормального размера, но сейчас она стояла полуоткрыв рот, и губы подрагивали. Салах невольно подумал, что та бы побледнела, если бы не была чернокожей, – я не потерплю такого в своём доме. Она должна уйти.

– Она останется, пока буду оставаться я, – лаконично ответил он. – Не забывай, Таонга, мы не чужие люди. И что за тобой должок, не забывай.

– Я всё помню, Салах, но эта… – прикусив губу острым белым резцом, Таонга сдержала какое-то очередное словечко, – скажи ей…

– Скажу, – Салах не дал ей договорить.

Внезапно решившись, сделал шаг к Замиль, схватил её за плечо, крепко, но старясь не причинять боль, и потянул за собой.

– Подожди, я ещё не… – пыталась воспротивиться Замиль, но потом, к его облегчению, сдалась и покорно последовала за ним, процедив, впрочем, сквозь зубы пару слов на непонятном ему языке. К кому они, интересно, относились?

А из-за спины он услышал грудной голос Таонги, глубокий и немного подрагивающий:

– Я всё помню, Салах, а вот помнишь ли ты?

Похоже, настало время поговорить. Когда они дошли до второго этажа, Салах отпустил Замиль – не было нужды её держать, та и сама следовала за ним.

– Ты знаешь, что Таонга нас прослушивает? – спросила Замиль, её голос всё ещё вибрировал от гнева.

– Кто тебе это сказал? – Салах нашаривал в кармане ключ.

Облупленная дверь их «номера» внезапно показалась ему отражением бессмысленности их жизни. Арабская цифра «три», из-под которой ещё пробивались римские «палочки», как будто сардонически ухмылялась.

– Я слышала один разговор в кофейне, чуть ниже по улице, – Замиль, кажется, успокаивалась, – там была женщина, которая много лет работает здесь уборщицей. Она всякое говорила про Таонгу, в том числе, что та пьёт кофе с начальниками полиции.

– Не только кофе и не только с ними, – Салах, наконец, справился с замком и открыл дверь в комнатку, – но это же не преступление, верно?

– И что она может прослушивать комнаты, а потом продавать информацию, – продолжила Замиль. – И что же, нас она тоже прослушивает? И мы не можем ни поговорить, ни пёрнуть, чтобы она не узнала?

– Хватит, – войдя в комнату, Салах повернулся к столику.

Там лежала пудреница Джайды (самой малийки не было), сумочка Замиль и… ага, вот и он. Конечно, смотреть на экране наладонника не очень удобно, но сойдёт.

– Таонга может прослушивать тех жильцов, которые ей интересны, – обернувшись, он увидел, что Замиль вошла в комнату и опять скрестила руки на груди, – но это не значит, что она прослушивает всех. Так или иначе, я с ней сегодня поговорю. И будь спокойна, на нас она не донесёт. На других – может, но не на меня, значит и не на тебя.

– Почему ты доверяешь ей? – тут он мрачно усмехнулся – настолько ядовитая, женская злость прозвучала в словах Замиль. – Ты говорил, что за ней должок, что она должна о чём-то помнить. О чём?

– Это тебя не касается. Садись.

– Ты ведь спал с ней, да? – не унималась Замиль, хотя послушала его и, сделав пару шагов, опустилась на кровать.

– Да. Но сейчас важно не это, – подхватив заряжавшийся наладонник, Салах опустился на кровать рядом с Замиль, – я хочу тебе кое-что показать.

Замиль взглянула на него, кусая губы, и Салах присел рядом с ней. На большом пальце он держал пластинку памяти, которую с лёгкостью фокусника вставил в проём.

– Что это? – девушка, кажется, заинтересовалась.

– Моя работа, – наладонник принял носитель, и на экранчике загорелась надпись. Жёлтым длинным ногтем указательного пальца Салах отстучал код, и карта раскрылась, – а также то, куда ты так рвёшься. Беззаконные Земли. Что ты знаешь о них?

– Ты же не станешь повторять мне то, что несут проповедники в мечетях и дервиши на улицах? – фыркнула Замиль, но на её лице промелькнула тень неуверенности. Так он и знал, что девушка неверующая. – Я такого наслушалась достаточно. Но, Салах, я и сама искала информацию. О прежних временах, о старом мире, о землях по ту сторону. И я нашла немало, чтобы не верить…

Она говорила что-то ещё, но Салах почти не слушал, пролистывая папки. Здесь много чего можно было показать Замиль, но с чего же начать? Ну вот, хотя бы…

На экране появилось двигающееся изображение, и Замиль остановилась на полуслове, заворожённо глядя