кофейне торговки. Вспоминался её отец, обкурившийся марокканской дряни безумец, который говорил о том же – этот мир забыл свою природу, оторвался от своего естества, он погрузил человека в чувственное безумие, которое ему чуждо. Он обречён, и на его руинах взойдёт солнце нового мира, солнце Обновлённого Учения. Так может, он был прав?

– Ты не можешь быть прав, – Замиль сама не заметила, что произнесла эту фразу вслух, как и того, что проговорила её на родном языке, которым не пользовалась уже много лет. С ёкнувшим сердцем она оглянулась, но нет, никто из сидящих за соседними столиками открытой террасы не обратил внимание на её бормотание. Да и собственно, с чего должен был?

Ладно. Замиль сжала кулаки, откашлялась и, стараясь выглядеть спокойно, окликнула официанта. Расплатиться здесь и… и делать то, что она собиралась.

Салах не хочет везти её на ту сторону моря, в Беззаконные земли – не то чтобы он ей это прямо сказал, но она понимала уже достаточно. Сейчас вместо того, чтобы тихо переплыть море и оказаться на другой стороне, начав новую жизнь, она застряла всё на том же Богом проклятом Острове, в задрипанном городке с перспективой быть увезённой в Сус. Сус! Что ей там делать? Ещё одна мерзкая дыра, полная махдистов с их вопящим фанатизмом и приторным лицемерием. Что может там ждать женщину – любую, а уж тем более такую, как она?

Словно отвечая на её мысли, мимо кофейни прошла женщина в глухом платье, с прикрытым никабом лицом. И такие попадаются всё чаще, с горечью подумала Замиль и живо вспомнила, что и ей ещё совсем недавно, в покинутой меньше недели назад Мадине запрещалось выходить к правоверным, показывая своё осквернённое лицо. И даже никабом свой намордник называть запрещалось. Ну уж нет, она не поедет в Сус! Она всё равно переберётся на ту сторону моря, как бы страшно там ни было. Не могут же там быть все такие, как… как то, что она видела.

Зеркало. Вот то, что ей поможет. Эта мысль начала формироваться у неё в голове сквозь сумятицу, ещё когда она потеряно бродила по улицам, пытаясь хоть немного привести мысли в порядок. Зеркало, что по ту сторону моря – и это она знала – называется Интернетом. Даже здесь, среди пресного ханжества Государства Закона, по ту сторону экрана можно найти немало интересного – если уметь искать. Замиль надеялась, что умеет.

Надеялась и сейчас, когда после новых блужданий по незнакомым улочкам нашла скверик, где можно было подключиться к Зеркалу. Тут стоял фонтанчик – конечно, на месте какой-то снесённой статуи, за ним сидела, целомудренно держась за руки, влюблённая парочка, пожилая женщина в широком голубом платье задумчиво крошила хлеб толстым голубям. Они не помешают. И Замиль вытащила из сумочки свой наладонник.

Пальцы девушки затанцевали на экране. «Зазеркальная» сторона в Государстве Закона кажется такой же, как и реальная жизнь – вымеренной, приторной, полной фальшивого благочестия и тщательно отмеренного порока.

Но это если ты не знаешь, как, где и что искать. Замиль мрачно усмехнулась. У всего на свете есть две стороны, и если она знает «тёмную» сторону Мадины, если прожила в этой тени столько лет, то и с тёмной стороной Зеркала разберётся.

Здесь есть свои притоны, свои рынки… найдутся и свои муташарриды. Салах, ты не единственный.

Замиль опасалась, что не сможет повторить то, чему когда-то училась, но нет, пальцы как будто были быстрее разума. Всплыло окошко, потом другое – линия сообщений арабской вязью. Девушка почувствовала, как по её виску течёт пот. Денёк был жарким, но ей почему-то думалось, что дело тут не в жаре.

Она знала про такие странички, обычно скрывавшиеся за невинными названиями. Магазин мобильных телефонов, например, или мастерская по починке старых машин. Номера телефонов и круглые ярлычки бесед. Достаточно просто кликнуть на ту, про которую она знает, и…

Замиль вдруг почувствовала неприятное, тянущее чувство в паху и поняла, что её пальцы дрожат. Она знала, что номер – тот, и что здесь можно найти нужного человека. Но всё же…

– Салам, – внезапно решившись, отстучала она по экрану, – меня зовут Алима. Нужна помощь.

Некоторое время она смотрела на пустое окошко, не зная, больше ли хочет ответа или чтобы то так и оставалось пустым.

Но вдруг в окошке появился небольшой калам и начал выписывать загогулины.

– Ис-Саламу алейкум, – прочитала она, – тебе кто-то порекомендовал мою мастерскую? У тебя есть старая машина?

Замиль запнулась. Она хорошо знала, что мастерская только прикрытие, но вдруг поняла, что человек на том конце не обязан ей доверять. Даже обязан не доверять. В самом деле, откуда она знает о теневой стороне его дела? Она-то могла бы сказать, что ей это выболтал один из её бывших клиентов, когда после любви и нескольких тяг марокканского зелья у него развязался язык. Замиль запоминала подобное и потом старалась разговорить того мужчину, ублажив его предварительно, как могла. Но как об этом сказать?

– Алейкум салам. Мне рассказал один знакомый. У него тоже была старая машина, – отстучав ответ, она нервно сглотнула. Поверит ли человек? Поймёт ли, на что она пытается ему намекнуть?

– Я не слышал твоего имени, – калам порхал по экрану справа налево, выписывая недоверчивые слова, – но я помню своих клиентов. Так как его звали?

Замиль опять замерла. Она не знала имени – как и большинство приходивших в байт-да’ара, тот не считал нужным его озвучивать. Но…

– Мы говорили с ним в байт-да’ара, – она решилась на полуправду, – о старых машинах и старых временах. Вы ведь понимаете? Я уже чинила старые машины. И смотрела фильмы о них. Могу назвать имена других мастеров. Вы меня понимаете?

Она и сама осознавала, что пишет какую-то ерунду, но ей вдруг показалось очень важным уцепиться именно за этого муташаррида. Если она потерпит неудачу на нём, то чего будет стоить одна, без дома Зарият или Салаха за плечом? Собеседник молчал некоторое время. Но когда в душе у Замиль уже начинало шевелиться отчаяние, калам ожил снова.

– Ты в Мадине? – она обратила внимание, что тот