Живых гноллов или медведей в лагере не осталось. Я с удовольствием сбросил с себя засаленные, дурно пахнущие юбки. Тишина, на небе звёзды скрыты под облаками. А остроухие в загоне, разбуженные рыком медведей, всматриваются в мой силуэт, едва освещаемый редкими всполохами прогоревших углей.

— С какой стороны вход? — спросил я у пленников, на что мне показали на угол загона. — Солдаты графа ждут недалеко от леса.

— Хвала тебе, Нурсагтон. Хвала тебе, Сугхуртон. Славься граф, спасибо ему, — запричитали невпопад остроухие. Я благодарностей не дождался, хотя лица моего ратоны не видели, как и морщин на нём, и роговых отростков на голове.

— Сейчас темно, идти по лесу опасно. Возможно, где-то ещё есть гноллы, — сказал я, отрезав кожаные верёвки, которыми высокая калитка была примотана к стене загона. — Останьтесь в загоне. Так проще вас защитить. С рассветом двинемся из леса.

Все были согласны, но ночью холодно. Они попросили перейти к костру, на что я отказал. Вместо этого собрал два факела из веток и юбок гноллов, кое-как поджёг их от углей. И приблизился к загону. Народ с ужасом роптал, обсуждая мои морщины и роговые отростки. Но мне — плевать. Я прикрикнул, чтобы все держали рты закрытыми, и выдернул двух мужиков из загона.

Вскоре двоица разобрала один из шалашей и разожгла костры в загоне, вокруг которых сгрудились остроухие. Матери, всхлипывая от слёз радости, и отцы, дрожащие от откатывающего адреналина — они все прижимали к себе детей, сонными заплаканными глазами смотрящих на языки пламени. Они все хотели бы поесть, второй день голодают, но я приказал сидеть в загоне — ночью много не сделаешь, да и лучше потерпеть до их родного села.

Пока разумные согревались от костров, а одна женщина так и лежала, отрешённым взглядом смотря в небо — я принялся расхаживать от трупа к трупу. С гоблинов в доказательство убийства собирают уши, но у гноллов обвислые уши похожи на собачьи, и всякие пройдохи очень быстро вырежут собак во всей округе.

С гноллов собирают нижнюю челюсть, как доказательство убийства. У обычной челюсти, у любого существа, только одно место крепления с черепом, в самом конце она как бы изгибается дугой. У гноллов, с каждой стороны, посередине растут небольшие костяные наросты, на которых крепится мышца, крепкая и сильная. Именно из-за этой мышцы если гнолл сомкнёт на чём-то челюсти, то фиг его отцепишь.

Странные твари, эти гноллы. То, что челюсти собирают только со взрослых — это нормально, мелкотня опасности не представляет и в лесу в одиночку быстро умрёт. Хотя гноллы живут долго. Работник гильдии обмолвился, что где-то на западных границах королевства неиствует огромное логово гноллов, а их предводительницу, с оторванным ухом и выгрызенным куском левого бедра, заметили ещё лет сорок назад.

Гноллы развиваются подобно высшим разумным. Это гобляторы не имеют половых признаков, пока не получат десятый уровень, изменят грейд и станут либо гоблином, либо маткой. Самка же гнолла рожает детёнышей разных полов, и за год они вырастают до взрослой особи ростом практически с человека.

Рождённые сами станут воинами, а вот самцам не повезло. Некоторых сожрут после рождения, но многих будут как свиней откармливать до половозрелого возраста. Чтобы сожрать или обменять с другим логовом гноллов на что-то полезное, копья или котелки. Лишь единицы будут оставлены на роль осеменителя и домохозяйки, или же станут шаманами.

Странные, необычные и дикие повадки — но что ещё ожидать от монстров, появившихся в мире две тысячи лет назад с приходом скверны?

Примерно через час я закончил вырезать у всех монстров челюсти, привязав их друг к другу верёвкой. Последнее доказательство в мясисто-костяную погремушку я добавил от гнолла, стоявшего на охране лагеря. Я вернулся за стену и только присел у дальнего медведя, чтобы освежевать — как из загона вышла женщина, до этого лежавшая бревном.

— Вернись в загон, — приказал я, но женщина, шатаясь и раскачиваясь, продолжила медленно идти к центру лагеря, едва освещённому кострами из загона.

Я сплюнул, собираясь ткнуть женщину набалдашником посоха и вернуть обратно. Но стоило мне встать и сделать первые шаги, как раздался женский голос из пленников.

— Прошу, не надо. Оставь её, — запричитала та. Вслед за ней открыли рты и прочие пленники.

— Пусть, ей надо это, — с неподдельной грустью проговорил один из мужиков. — Мужа её, и двух сыновей, при ней же… у нас в селе. И… — мужик сглотнул, нерешительно кивнув в сторону вертела над потухшим костром. — Вон, дочь… тоже. Одна она осталась.

Женщина села около погасшего костра и нечленораздельно замычала сквозь слёзы, покачивалась и тряслась всем телом, смотря на обглоданный, обезглавленный скелет. И только я подумал вынести из землянки шамана один из черепов, и передать его женщине — как та схватила лежащее рядом копьё гнолла. И воткнула себе в шею. И ещё, ещё, ещё. Булькая кровью из разорванной глотки, трясясь и плача, она не отводила взгляда от скелета. Пока не рухнула на землю, окончательно затихнув.

* * *

Следующим днём из леса вышла вереница разумных, возглавляемых ксатом с таким злобным выражением лица, что ожидавшие солдаты схватились за оружие, думая защитить меня от толпы селян. Мужики несли на плечах мешки с зерном, а женщины и детвора тянули за верёвки коз и овец. Гноллы всё вытащили из домов, даже посуду и инструменты. И их в мешках несли бывшие пленники. При виде солдат с графским гербом остроухие расплакались.

— Вы не ранены? Как ваше самочувствие? — спросил у меня лейтенант, когда я подошёл к телегам.

— Цел. Спать хочу, — устало вздохнув, я показал на одну из телег. Она пуста, а все добытые заллаи и походные вещи солдаты заранее перенесли во вторую. — Собрались отправить селян в деревню?

— Именно. Вместе с тремя солдатами и телегой отправятся к домам. Мы поедем в город. За сегодня не успеем, заночуем в одной из деревень. Прибудем завтра после обеда, — лейтенант посмотрел на меня с невысказанным вопросом.

— Тогда не будем терять время, — сказал я, бросая в телегу связку челюстей и две медвежьих шкуры. И не справился с зевотой, широк раскрыв рот и едва не прикрыв его рукой, перепачканной в крови.

Ночью, пока пленники грелись у костров, я вытащил из лагеря трупы гноллов, отплёвываясь от противного запаха. И мало было тащить трупы в лес, так ещё и