Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Меня не били. Но кричали. Обзывали. У нас в деревне так не ругались. Спать не давали. И грязно очень было.
Так я вот получила 5 лет уж и не знаю за что. Как-то сложно было написано.
Была я в Коми, а то потом в Мордовии. И осталась живая, как видите.
И вернулась после 1956 года. Мол, написали, «За отсутствие состава…» Я и не стала разбираться. Работала до 75 годков. И хорошо все было. Жан мой вырос такой же длинный, как и отец. Теперь уже на военной пенсии, летчиком был. Об отце знает. Но мне говорит, ему как военному писать за границу нельзя. Да и кому».
СПРАВКА
Эскадрилья «Нормандия – Неман».
1. За 2 года войны (с весны 1943 по май 1945) в боевых действиях приняло участие 98 летчиков.
2. Погибли 42 летчика.
3. 17 летчиков одержало 200 побед.
4. 273 немецких самолета сбито.
5. Звания Героя Советсткого Союза удостоены Марсель Алобер, Ролан де ла Пуап, Жак Андре, Марсель Лефевр.
Последнее
Полковник ВВС России в отставке Жан Тямушкин посетил несколько лет назад Францию. Был и в Нормандии. На ферме его встречали родственники семьи Жана Лебадю, то есть его семьи. Во главе с бабушкой. За столом Жан поднял бокал вина в память отца, которого он никогда не видел. В память погибших в этой кровавой бойне. Выпил за маму, которая продолжает ждать длинноногого, неуклюжего Жана из далекого уже 1943 года.
5—10 ноября 2013 г.
Антони
«Германия, Германия – чужая сторона…»
(Из песен, которые инвалиды пели по электричкам в 1944–1950 гг.)
Май 2014
Антони. Франция
Мне много лет. Уже взрослый, можно сказать, пожилой мужик. Даже, более того, старый.
Так почему я до сих пор так тоскую по маме. По отцу. По всем близким когда-то большой и дружной семьи.
* * *
Прочел и задался вопросом – зачем я это написал. Ведь мое повествование совсем о другом.
* * *
«Уважаемый товарищ писатель. К Вам пишет Ирина Качановская вот по какому случаю. Извините, что мое письмо будет долгое, но я, хоть и грамотная, но писать больно не приучена. Вы потом поймете, почему.
Адрес Ваш мне дала моя подружка, Элла Иоффе – Симонич. Такая сложная фамилия. У Элки характер, как решит, что так надо, так и не отступится. Вот так и здесь. Мою жизнь она знает хорошо. До сих пор вместе в бараках архангельских проживаем. Хоть и говорится везде, что те, кто от войны пострадал, тем все в первую очередь, да вот на-ка, выкуси. (Это я не удержалась и власти ругаю). Да как не ругать. Посмотрите на бараки. В лагере трудовом немецком в сто раз лучше было. Хоть чисто и не текло. Да и туалет был. Ну, да это я в сторону отвлеклась.
А в самом деле Элка рассказывает, что она вовсе даже по отцу французского роду. За это её и её маменьку и сослали в Архангельск. Даже можно сказать, не сослали, а предложили, чтобы они работали.
Мне Элка все трындит. Мол, у меня писатель знакомый. Пишет хорошо, но все в стол. В смысле, не печатают, потому, что уж очень хорошо пишет. Мол, все энти писаки, что из Союза Писателей СССР, никого, кто таланту имеет излишек, не пропускают. Вот так она с Вами знакома. А как и какие отношения с Вами нам, её подружкам, не рассказывает. Только хихикает. Да что скажешь, видно и вправду кровь французская есть.
Вот так я адрес Ваш получила и как Вы просили свой рассказ о жизни Вам пытаюсь писать. Хотя уже и говорила, что писать не приучена и грамотная, конечно, но не так чтобы, а почему – все узнаете из моего письма к Вам.
Я хочу, чтобы мою жизнь Вы описали лучше меня и чтобы это было бы не в стол, как Элка говорит, а все чтобы прочли и поняли, что с нами, юными девчатами, эта война сделала, и что немцы вытворили, да под конец наша Советская власть добавила.
А главное – отметить хочу, что любовь побеждает зло. Вот это опишите подробно и красиво. А я уж расскажу Вам, как сумею.
* * *
Мы жили в Сталинграде в районе Тракторного завода.
И домик у нас был. Сестра была да мама. А отец куда-то сбег, мы его и особенно не интересовали. Видно, другую нашел, как мама говорила.
А когда война началась, я узнала на третий день. Мы ездили к крестной яблоки собирать. И привезли много. Мама сначала ругалась, а потом их сушить начала. Они нас и спасли.
Потому что нас немцы погнали с нашего места и всех жителей гнали. Я была вообще всегда шустрая и веселая. Не могу удержаться, смеюсь где нужно и не нужно. Немцы на меня всегда удивлялись.
А было чему. Я очень смеялась, что пока нас гнали до Белой Калитвы, солдаты всех останавливали и все забирали. Просто все. Я не думала, что они такие жадные да бедные. Все брали – и мыло, и свечки, и косынки. Особенно носки. Во какие.
А что надо мне отметить. Теперь уж, в 1995 году бояться вроде нечего и я расскажу Вам, товарищ писатель, как мы с моими подружками сговорились.
Нас было четверо. Совсем молодые мы были. Мне, например, когда нас угонять начали, было 14. Это в 1942 году. В октябре. И моим подружкам – одной 13, остальным – 15. Тоже не шибко. И вот мы решили что. Сами, замечу. Никто не подсказывал. Решили мы в ту Германию поехать. На работы и учебу. Язык? Что язык. Выучим. Зато мир посмотрим. Че мы видели на тракторном-то. У меня, например, в детстве и штанишек не было. Так и бегала, как говорится, голожопая команда.
И ещё мы решили, что выйдем там, в Германии, замуж. Это потому что у одной из подружек журнал немецкий. Мы его до дыр пролистали. И все в журнале видели. И как одеваются там дамы. И моды какие (а слово «мода» мы и не знали вовсе). И как в столовках со свечами едят. А чё, мы хуже – мы же в то время были хорошенькие, хотя дуры ещё те. Ничего не понимали. Знали только, что мамы говорили – с ребятами не целоваться и ночью не ходить. А ведь хочется.
Но