Глава 15

Что такое свобода?

Он уже не помнил.

Человеческая жизнь так устроена, что никогда заранее не угадать, какой день окажется для тебя последним. Последним днем короткого детства. Последним днем хрупкого мира. Последним днем войны. Он просто случается, и к нему невозможно подготовиться. Невозможно понять, когда твоя жизнь изменится, чтобы успеть насладиться ею сполна до тех самых изменений.

Так было и с ним.

Однажды, вопреки обыкновению, его венценосный отец вошел в его покои.

— Ты будешь своему младшему брату верным защитником, сын? — раздался строгий голос над головой мальчишки, согнувшегося в низком поклоне.

— Да, Ваше Императорское Величество, — выдохнул мальчик, потому как называть отца отцом он мог лишь в своих мыслях.

— Ты готов сделать для этого все? — прозвучал все тот же холодный и равнодушный голос.

— Конечно, — торопливо прошептал он, окрыленный крохами внимания отца.

— Тогда иди за мной, — велел Император.

И когда за спиной Мамору закрылись раздвижные двери спальни, его детство закончилось. В тот самый миг.

На следующее утро он очнулся рабом своего младшего брата. Тоже сына Императора, но с одним отличием: он был рожден в законном браке, благословлённом Богами.

В утро, когда к нему пришел отец, Мамору не знал, что проживал последние счастливые минуты своего детства. Если бы знал, то постарался бы провести их как-то иначе... Постарался бы подготовиться.

Его свобода закончилась тем утром.

Он не мог ни на что влиять, он больше не принадлежал самому себе, и годы потребовались, чтобы он с этим смирился.

Но была одна вещь, которую Мамору пообещал себе, когда стал постарше. Вещь, которая лежала вне контроля его полубезумного младшего брата.

Он пообещал, что никогда не возьмет себе жены. И никогда у него не будет наследника, и Император не сможет измываться еще и над его ребенком. Мамору был готов умереть ради своей клятвы. Но даже его брат не был столь глуп, чтобы из-за подобной блажи уморить своего лучшего полководца...

... громкие крики вытащили его на поверхность океана боли, в котором он тонул так долго, что потерял счет времени.

На сей раз голос принадлежал Талиле. Почему-то он не мог понять, что она говорила. С кем спорила или перед кем оправдывалась. Отдельные слова, которые он слышал, не желали складываться в предложения.

Мамору почувствовал под щекой теплый футон и чуть повернул голову. Он открыл глаза, но перед ними все расплывалось. Потратив все немногие силы, что были, он дернул рукой и заскользил ею по футону.

Он хотел заговорить, но из горла вырвался лишь хрип.

Впрочем, этого было достаточно, чтобы в месте, в котором он очнулся, тотчас повисла тишина. Спустя краткий миг она сменилась голосами: мужскими. Дуновение воздуха подсказало Мамору, что кто-то рухнул перед ним на колени и с благоговейным трепетом прикоснулся ко лбу.

— Господин... — мужчины заговорили разом: его полководец и верный слуга, который всюду сопровождал Мамору вот уже несколько лет.

— Я говорила вам! — наконец, женщина не выдержала и выплеснула скопившееся в груди раздражение. — Говорила!

Он так устал, что не было сил повернуть голову и посмотреть на нее.

— Отдыхайте, господин, — сказал ему все тот же слуга, и Мамору закрыл глаза.

В другой раз он очнулся уже в тишине. Никто рядом с ним не кричал и не спорил, но он нутром чувствовал, что был не один.

— Как вы, господин?

Наверное, с него не сводили пристального взгляда, потому так быстро и подметили мельчайшие перемены в дыхании.

Он не только узнал голос. Он вспомнил имя.

С ним говорил Такахиро.

— Где... где... — слова возвращались неохотно. Равно как и контроль над тем, что он говорил.

— Где... она?.. — просипел Мамору, с трудом сосредоточив взгляд на лице Такахиро.

Ему показалось, что самурай выглядел гораздо более осунувшимся, чем он запомнил, и он моргнул. Но когда вновь открыл глаза, усталость и глубокие тени, залёгшие у того под глазами, никуда не исчезли.

Такахиро отвел взгляд.

— Госпожа Талила жива, — ответил уклончиво.

— А п...п-печать?..

Но сил, чтобы услышать ответ, ему уже не хватило, и Мамору вновь провалился в черную пропасть.

Он совсем не помнил, как было в тот день, когда он получил от отца клеймо. И считал это благом. Память вымарала самые страшные куски его воспоминаний, стерла всю ту боль, которую он испытал.

Была ли она такой же сильной, как сейчас? Как он смог пережить ее, будучи ребенком?..

Другие вопросы — почему Император так с ним поступил; как смог превратить свою плоть и кровь в раба — Мамору давно перестал задавать.

Он все понимал даже тогда, в далеком детстве.

— Что же ты, Клятвопреступник?.. Пора приходить в себя...

Голос Талилы стоял в ушах так ярко, словно она была рядом, но на третий раз, очнувшись, Мамору не увидел жену. Он чувствовал в себе силы и, не осознавая толком, что делает, уперся ладонями по обе стороны от себя и попытался подтянуть тело, чтобы выпрямиться.

— Господин! — к нему вновь подскочил Такахиро.

И замер, так и не посмев его коснуться.

Пот градом стекал по вискам и шее Мамору, и даже простейшее действие требовало от него неимоверных сил.

— Где... где она? — глухо прорычал он, склонив над футоном голову.

Он даже не смог толком подтянуться, а уже чувствовал себя так, словно вскоре встретится с богами.

— Госпожа? Или ваша печать? — сконфуженно переспросил Такахиро, и искра смеха царапнула грудь изнутри.

— Обе, — шумно выдохнул Мамору прежде, чем рухнуть лицом на футон.

На этот раз он не потерял сознание и перевел на Такахиро осмысленный взгляд.

— Печать... — самурай сглотнул, — трудно сказать, под повязками немногое видно... — пробормотал тот.

И действительно. Стоило ему это услышать, как Мамору почувствовал тугие бинты, что стягивали грудь и спину.

Последним, что он запомнил, стало прикосновение девчонки.

Которое, казалось, прожгло его спину до самой кости.

— А Талила?

Такахиро вновь замялся, и это ему не понравилось даже в полубессознательном состоянии.

— Госпожа сражается, — сказал он.

— С кем?.. — потрясенно выдохнул Мамору.

Он нахмурился, и даже это отозвалось в спине болью.

— Давно... я лежу? — прохрипел он.

— Больше недели... — во взгляде Такахиро мелькнуло сочувствие, потому что он увидел, как сильно услышанное потрясло его господина.