И мечтать о времени, когда они исчезнут с ее рук. Она затолкала эту боль так глубоко, что даже надежда на скорое избавление не могла вытащить ее из подсознания.

В отличие от нее, Мамору прожил с клеймом почти всю свою жизнь.

— Я выжгу твою печать. Ты спас мне жизнь. Я хочу вернуть долг.

Набрав в грудь побольше воздуха, быстро проговорила она, избегая смотреть на мужа. После ее слов повисла такая тишина, что, казалось, воздух зазвенел.

Взгляд Мамору дрогнул, в нем пронеслась буря невысказанного: от отчаяния до робкой надежды, от неверия до страха, который не мог у него вызвать даже самый опасный противник. Он громко хрустнул сжатыми кулаками и с трудом сглотнул тяжелый, удушающий комок эмоций, который давил на грудь.

— Я боялась опоздать, — заговорила Талила, чтобы разрушить тишину, которая начала ее пугать. — Я думала, что ты уже...

— Они перекрыли дорогу из гарнизона, — хрипловатым голосом пробормотал Мамору, смотря в пустоту прямо перед собой. — Мои воины... Они... убили птиц... обыскивали гонцов... — рваными, короткими фразами договорил он, потому что на большее не хватало воздуха.

— Это... это славно, — помедлив, отозвалась Талила.

Она чувствовала подступающее смятение. Она ждала совсем иной реакции... Не бурной радости, конечно, нет. Но Мамору словно заледенел, когда услышал, что она хотела сделать.

— Я... — он кашлянул, чтобы прочистить горло, и впервые ненадолго встретился с ней взглядом. — Это опасно для тебя.

— О чем ты? — нахмурилась она.

— Это такая древняя магия и такой древний ритуал... никто толком не знает последствий. Ты можешь убить меня.

— Тогда это опасно для тебя, — Талила вскинула брови.

— Ты никому не докажешь, что убила меня, желая помочь, — жестко припечатал Мамору.

Она нетерпеливо повела плечами.

— Мои руки сейчас свободны, — и она показала ему запястья, на которых белесыми нитями навсегда отпечатались шрамы от кандалов. — Моя магия вернулась ко мне.

— Талила... — Мамору редко звал ее по имени, и сейчас ее неприятно кольнуло прозвучавшее в его голосе разочарование. — Ты не восстановила до конца силы. Ты еще слаба. А после проведенного ритуала будешь пуста, как высохший колодец. Тебя одолеет даже мальчишка.

Неприятное предсказание от человека, которому она хотела помочь, стегнуло Талилу подобно удару кнута, и она вскинула горящий нетерпением и недовольством взгляд и чуть выпятила подбородок, упрямясь.

Мамору смотрел на нее со снисходительной улыбкой умудренного годами старца, и на мгновение ей сделалось стыдно. Лишь на мгновение, потому что она не собиралась отступаться от задуманного.

— Тогда объясни все своим людям! — звонко произнесла она. — Расскажи, что я хочу помочь тебе, а не убить! Если бы я планировала иное, я бы уже могла это сделать... — пробормотала она, впрочем, не слишком уверенно.

— Ты удивишься, когда увидишь, как много моих людей нарушило мой же приказ и не отошло от шатра так далеко, как я велел, — Мамору спокойно пожал плечами и ладонью отбросил со лба выбившиеся из прически волосы.

Талила прищурилась и сузила глаза.

— Ты ищешь оправдания и отговорки. Неужели ты сам этого не хочешь? Неужели не хочешь избавиться от своего унизительного проклятья и...

Его вспышка была яростной и короткой. Она не успела моргнуть и глазом, когда Мамору одним слитным движением рванул к ней и схватил за горло прежде, чем она смогла зажечь на кончиках пальцев пламя.

— Не смей говорить о том, чего не знаешь! — прорычал он ей в лицо, и его глаза были такими же темными, как ночь за пологом шатра.

Талила вскинула интуитивно руки, желая себя защитить, но он отпустил ее первым. И отодвинулся дальше, чем сидел изначально. Она прижала ладонь к шее, которая все еще словно ощущала прикосновения его пальцев, и скрипнула зубами.

— Я хочу помочь тебе! — обида выплеснулась из нее против ее же воли. Обида и еще что-то колкое, царапающее изнутри.

— Я убил твоего отца! — напомнил он, словно это могло на что-то повлиять.

Талила дернулась и застыла, но в ее глазах пылал прежний решительный огонь, и тогда Мамору заговорил вновь.

— Моя жизнь не принадлежит мне одному. Она принадлежит Империи, и я должен думать, прежде всего, о стране, о моих людях. И о тебе, моя жена. И я не хочу, чтобы тебя вздернули на ближайшем дереве после того, как найдут в шатре мое бездыханное тело.

Талила тяжело, трудно дышала, и это было единственным, что объединяло ее с Мамору, которому каждое слово давалось с трудом, и он часто замолкал, чтобы перевести дух и успокоиться. Воздух между ними казался таким плотным и напряженным, что его можно было рассечь ударом катаны.

— Это неправильно, — обронила Талила с горечью, когда поняла, что проще сдвинуть с места гору, у подножья которой она оказалась, чем переубедить Мамору.

— Но это то, как я решил, — отрезал он.

— Рано или поздно Император обо всем узнает. Теперь, когда я появилась здесь, это случится рано, чем поздно. И тогда ты рискуешь умереть, но уже от его руки.

Мамору ее слова не понравились. Он заскрежетал зубами, сдерживая рвущийся из груди рык, и ожесточился лицом, по которому волна за волной прошли гнев, раздражение и злость. Наконец, он прикрыл глаза и тяжело, трудно выдохнул, словно отпускал все эмоции, что бушевали в нем.

— От его руки. Не от твоей, — твердо сказал он, и Талила почувствовала, что в их разговоре поставлена точка.

Ничего больше она от него не дождется.

И тогда шальная, безумная мысль пришла ей в голову. Но в последние дни все ее мысли были безумными, и потому Талила прислушалась к тому, что нашептывал ей внутренний голос.

Она завела правую руку за спину, исподлобья наблюдая за тем, как Мамору начал готовиться ко сну. Такой спокойный, словно этого тяжелого разговора между ними не было. Но она видела вздувшиеся вены у него на висках и натянутые на скулах жилы. Слышала скрежет зубов.

И когда муж повернулся к ней спиной, чтобы расстелить тонкий, походный футон, Талила рванула к нему, словно ядовитая змея в смертельном прыжке. Она выпростала вперед руку, на которой полыхало пламя, и прижала ладонь к месту на его спине, которое запомнила еще с того первого раза, когда увидела мужа, распростёршегося на татами в Императорском дворце.

Короткий, оглушительный крик Мамору