Нашла в столе початую пачку красного «Соверена». Воловиковпокачал головой:

– Дыми поменьше, голос совсем хриплый…

– Пикантность придает, – отмахнулась Даша. –А знаете, в одном Фрол безусловно прав. Либо мне больше не строят пакостейоттого, что я ушла в сторону, либо готовят что-то новое и заковыристое. Мы-топрекрасно знаем, что последние четыре дня я топталась на месте, следовательно,не могла в сторону уйти… – смущенно пожала плечами. – Заинтриговалменя Фрол настолько, что стала к себе прислушиваться – а не родится ли какое-тонелепое, немое побуждение. Ничего подобного. Разве что тянет водки налопаться вкачестве средства от усталости. Но это не чужое – родненькое…

– Ты, кстати, в сейфе ничего такого не держишь?

– Да вы что. Сто лет назад стояла бутылочка, но сейчас– и в помине…

– Смотри. Хвостов не оставляй. Да, думал я насчетзыбинского послания, но в голову ничего не лезет. Нет у нас двадцать пятогоканала. И ни одна телестудия у нас под номером «двадцать пять» нерасполагается, ни на одной улице.

– Двадцать пятая серия, – сказала Даша.

– Чего – «Санта Барбары»? Так сейчас идет двухсотая…Или нет? Я-то не смотрю, не помню… Но письмо, несомненно, Зыбиным составлено.Его отпечатки и на конверте, и на рисунке, – он печально улыбнулся. –Если только заговорщики не подсунули. А может, пошлем киношникам официальныйзапрос? С чем у них ассоциируются цифры «25» применительно к кинопленке?

– Идиотами будем выглядеть, – сказала Даша.

– Да мы ими и так выглядим. Дрын помаленьку начинаеттерять терпение, глядя на твои качели…

– Какие еще качели?

– Судьба у тебя в последнее время похожа накачели, – сказал Воловиков. – Вверх-вниз. В тупик забрела – и вдруготыскивают Паленого, качели вверх. Новый тупик – возникает загадочный Шохин,качели вверх. Дело вроде бы закончено, но ты уперлась, хоть никто и не верит,убийство в Солнечном случайно раскрывается…

– Вот уж что подстроить невозможно.

– Конечно. Я и не держу в мыслях ничего такого. Простокачели напоминает до чрезвычайности. Вверх-вниз. И это покушение на тебя –лучше момента придумать невозможно. Не сама, часом, устроила?

Даша тоже улыбнулась:

– А что, еще одна анонимка пришла?

– Не удивлюсь, если придет, именно такогосодержания… – Он глянул на часы, слез с подоконника. – Пойду. Тебяподкинуть или со своими поедешь?

– Со своими.

Она закурила новую сигарету, попыталась еще о чем-то думать,что-то прокрутить, но не получалось – голова болела, чертова бессонница всекарты спутала. Сердито раздавила в пепельнице едва начатую сигарету и пошлаодеваться.

Коридор был уже тих и пуст, в тусклом свете немногочисленныхлампочек выглядел еще унылее, чем днем. Шаги сегодня отдавались каким-тоособенно противным эхом, и Даша пошла быстрее.

Уловив краем глаза движение в «карманчике», остановилась ипосмотрела в ту сторону.

«Карманчиком» звали небольшой тупичок неподалеку отлестничной площадки. Высокое окно выходило во внутренний двор, у двух стенстояли два обтерханных дивана и тут же помещалась чахлая пальма в кадке,умученная окурками.

Из-за дивана, бесшумно ступая, вышла здоровенная овчарка исделала несколько шагов к Даше. Остановилась, вытянув шею, шевеля черным носом.Рослая, чепрачная псина. В глазах отразился падавший из коридора свет, и онивспыхнули серебристым лунным блеском.

– Ты чья? – спросила Даша. – Опять Пашковпсину оставил без присмотра, а сам в дежурке торчит? Тебе ж спать пора…

При звуках ее голоса овчарка придвинулась еще на шаг, молча,недобро ощерилась. Блеснули влажно-белые клыки.

Даша собак не боялась никогда. Особенно к ним привыкла,когда майор то и дело затаскивал из питомника в гости очередного любимца – хотьраз покормить домашней жратвой. А щенки, было время, по нескольку штук ползали,задерживаясь словно на полустанке по пути к ветеринару, на прививки, илинаоборот. Но сейчас неизвестно почему возник безотчетный страх – вечер,пустынный коридор, по-казенному голый и обшарпанный, тишина, голова чутькружится из-за недосыпа… В таком состоянии сами собой рождаются необъяснимыетревоги, все как-то по-другому предстает – как в детстве, когда приходилосьбежать в школу через темный пустырь.

– Хорошая собачка, – сказала Даша, медленно шагнувк лестнице.

Овчарка еще сильнее оскалилась, двигалась за ней, словно наневидимой привязи – бесшумной кошачьей поступью, не приближаясь, но и неотставая. Даше стало стыдно за себя, но страх не проходил. На лестнице онаоглянулась – собачища дальше не пошла, стояла, зло таращась вслед, и глазаотливали тем же фосфорическим блеском.

Открыв дверь дежурки, Даша поманила Федю и хотела было выйтина улицу, но передумала, вернулась:

– Ребята, что-то я Пашкова не вижу…

– Так он еще в семь уехал, – сказал капитанЖитковец, обреченный сегодня на ночное дежурство.

– А кто тогда собаку оставил? Здоровенная овчарища навтором этаже бродит, да еще и скалится. Не могла ж с улицы забрести? Гладкаятакая псина, здоровенная, явно хозяйская…

– Собаку никто не заводил? – громко осведомилсяЖитковец, обернувшись к полудюжине скучавших в дежурке.

Все покачали головами.

– Пойдем посмотрим, – Житковец решительнонаправился к лестнице. – А то еще цапнет кого, будет номер. В Свердловскомкакой-то обормот хомяков из кармана повыпускал и тихонько смылся, ребята утромпришли, а они бегают, Ставер с похмелья был, так в первый момент решил, чтоглюки – белые, пять штук, так и шмыгают…

Федя увязался следом. Они поднялись на второй этаж, зашли в«карманчик».

– Вот из-за этого дивана вышла, – сказала Даша,растерянно оглядываясь. – Где ж она?

Житковец добросовестно прошел в конец коридора, заглянул втупичок, где располагался кабинет Воловикова. Вернулся, передернул плечами,посмотрел на Дашу, подумал и пошел вверх. Минуты через две вернулся:

– Никаких тебе животных, ни диких, ни домашних. Даш, аты меня не разыгрывала? За ту хохму?

Недельки две назад веселый человек Житковец подсунул ей встол купленную в столичном магазине розыгрышей безделушку – отрубленную кистьруки, синюю и окровавленную.

– Да я и думать забыла, – сказала онасердито. – Нет, правда, была овчарка…

– Нет никого. Даже болонки нема.

На лестнице Даша вновь оглянулась – и вскрикнула:

– Вот она!

Овчарка стояла на прежнем месте не сводя с Даши тускло, какгнилушки, посверкивающих глаз.

– Где? – резко обернулся капитан.