У белой двери под номером «16» никто не ждал, все три стулабыли пустыми. Даша осторожненько приоткрыла дверь и заглянула. Женщина летсорока с полноватым красивым лицом и толстой косой вокруг головы подняла головуот бумаг:

– Простите?

– Я – капитан Шевчук, – сказала Даша. –Сегодня утром от вас повестку принесли, прямо мне на работу.

– Ах, Дарья Андреевна? – женщина одарила Дашуласковой профессиональной улыбкой. – Ну конечно, заходите, пожалуйста. Этоя вас и приглашала. Снимайте пальто, разговор будет долгий. Вы не особенноторопитесь?

– Да нет, – сказала Даша с нарастающейтревогой. – Что с отцом?

– Ничего. Все прекрасно. Идет самое интенсивноелечение, скоро дадим вам свидание, поговорите… Садитесь. Курите, если курите.Савич – это я и есть, Галина Семеновна Савич. Вы думали – мужчина? О вас,наверное, так же думают, когда увидят подпись «Шевчук»…

– Бывает, – сказала Даша, усаживаясь и вытягиваяиз кармана сигареты. – Значит, вы не из-за отца…

– Нет, ваше начальство просило с вами поговорить…Шевчук. У вас не украинские корни? Я сама – хохлушка из-под Харькова, дедушкаприехал в Сибирь при Столыпине, тогда здесь давали землю…

– Честно говоря, даже не знаю, – сказала Даша. –Вроде бы жил в незапамятные времена кто-то под Полтавой. Я не особенноинтересовалась, времени нет на такие раскопки.

– Я представляю, каково вам работается…

Она доброжелательно взирала на Дашу, отложив авторучку ипереплетя пальцы. Глаза были добрые-добрые – как в известном анекдоте. И вровном, певучем голосе не звучало ни малейшей фальши. Вот только Даша,«ментовня позорная», по определению иных особо сердитых клиентов, прекраснознала, что может таиться за ласковым голосом и мирной физиономией вежливого допросчика.А эти, здесь, поднаторели в допросах не хуже сыскарей, если вдуматься, в работемного общего – нужно вытащить на свет божий потаенную истину, ломаясопротивление клиента… или пришить дело!

– А кто просил вас со мной поговорить? – спросилаДаша. – И о чем?

– Вы знаете, ваше начальство немногобеспокоится, – уклончиво ответила Савич, придвинула разграфленнуюкарточку. – Вы за каких-то пару недель столько пережили… У вас, как мнерассказали, совсем недавно была стрессовая ситуация, пришлось кого-тоарестовывать и для этого лезть к ним в пасть, притворяясь проституткой?

– Ох, таких ситуаций у каждого опера бывает немерено…

– Я понимаю, – кивнула докторша. – Изряднаянервотрепка, правда?

– Да уж, – сказала Даша.

– А потом, буквально через несколько дней вам вновьпришлось участвовать в серьезной операции? Вас там разоблачили, хотели убить…

– Ну, меня подстраховывали, – сказала Даша. –Это не так уж и опасно, если подумать.

– Но на нервах отражается… – она сделала парупометок на чистом листе бумаги и занялась карточкой. – Шевчук ДарьяАндреевна… тридцать – это полных лет?

– Да.

– Не замужем? И никогда не были?

– Не сложилось как-то. Могу вас заверить, у меня наэтом фронте все нормально. Несколько дней назад подали заявление.

– Вот как? Поздравляю, – сказала Савич совершенноискренне. – Дарья Андреевна, у вас когда-нибудь были серьезные травмыголовы? В детстве? Или потом?

– Не припомню.

И посыпались мелкие, совершенно ненужные, по мнению Даши,вопросики. Сначала она не врубалась. Но понемногу стала присматриваться –потому что это и в самом деле больше всего походило на здешний допрос, – иразглядела кое-какие надписи на карточке, выполненные типографским шрифтом…

– Подождите, – сказала она вместо ответа наочередной вопрос. – Вы это что же… историю болезни заполняете?

– Ну что вы. Это всего-навсего учетная карточка. Такойу нас порядок…

– Я не больная, – сказала Даша не без резкости.

– Дарья Андреевна! – с ласковой укоризной пропелаСавич. – Ну конечно, никто и не утверждает, что вы больная… «Болезнь»,скажу вам по секрету, чересчур страшное слово.

– Но вы же тут пишете…

– Пишу, – сказала докторша, словно успокаиваяребенка. – Я же вам объясняю, таков порядок… Нашу беседу положено отразитьв документе.

– Вы же ставите меня на учет! Думаете, я не понимаю?

– Дарья Андреевна, в этом еще нет ничего страшного.Главное, не волнуйтесь.

– Я не волнуюсь. Просто не понимаю, какие у васоснования. У меня юридическое образование, не забывайте.

– В таком случае вам должен быть известен Закон опсихиатрической помощи…

– В общих чертах, – чуть смущенно сказалаДаша. – Не хватает времени следить…

– Понимаю. Прекрасно понимаю, у нас та же история –некогда за рутиной даже полистать специальные журналы. Вы не поверите, прямо-такианекдот, но недавно я от больного узнала, что в психиатрию официально введентак называемый синдром Ротенберга-Альтова, «депрессия достижения». Оказалось,он прав, все так и обстоит, а я и не подозревала… Смешно?

– Смешно, – сухо согласилась Даша.

– Так вот, Закон о психиатрической помощи вам бы тожеследовало прочитать вдумчиво…

– Я прекрасно помню, что помещение в психиатрическуюклинику можно обжаловать у судьи…

– Разумеется, – кивнула Савич. – И это строгособлюдается. Но, позвольте, при чем же тут вы? Вы же не больны. Какой здоровыйчеловек будет бояться, что его вдруг поместят в клинику?

«Опаньки, подловила, стерва, – подумала Даша. –Приемчики, в общем, те же, что и у нас, но нужно держать ухо востро…»

– Вы что же, решили, что вас собираются положить вклинику?

– Да нет, – сказала Даша. – Просто говорю,что я помню из этого закона.

Докторша посмотрела на нее так, как сама Даша смотрела бы надопрашиваемого, вдруг подыскавшего убедительную, на его взгляд, отговорку.Взгляд этот означает: люди по обе стороны стола прекрасно понимают, чтопроизошло: одна знает, что это не ответ, а отговорка, и знает, что другаяпоняла…

– Вас никто и не собирается класть на лечение, –мягчайшим тоном обнадежила докторша. – Но мы просто обязаны вам немногопомочь… Вы считаете, что не нуждаетесь в нашей помощи?

– Простите, считаю, – сказала Даша, тщательнейшимобразом подбирая слова. Невольно прислушалась: неслышны ли у двери тяжелые шагисанитаров…

Савич перехватила ее взгляд и едва заметно улыбнулась:

– Дарья Андреевна, все это выглядит совсем не так, каквы решили. Не врываются злые санитары…