могильщиков была почасовая, и нужно было их отпустить, а для этого следовало понять, едет ли кто-то на катафалке.

Когда мать сказала Федору, что отец умер от СПИДа, он не поверил ей. Аргументом ему служил тот факт, что они с отцом ели из одной посуды и пользовались одним полотенцем. Мать объяснила ему, что ВИЧ и СПИД таким образом не передаются, но Федор все равно отнесся к этому с большой долей подозрения. Где ж тогда, спросил он мать, Юрка мог его подхватить? Федор говорил как коренной астраханец, у него была певучая речь, он тянул последние слоги. Особенно слышно это было, когда он задавал вопросы или говорил о чем-то с сожалением. Мать часто передразнивала астраханский говор. Отец смеялся, что в аэропорту не надо смотреть табло, чтобы понять, где астраханский рейс, все, говорил он, курлыкают, как на птичьем рынке. Побыв немного в Астрахани, и я начинала говорить по-астрахански. Но, уехав, быстро теряла эту речь, на мой рубленый сибирский говор он не мог лечь надолго. В вопросе Федора не было брезгливости или страха, было недоумение. Смерть отца для него была горем, а от чего она произошла, не особенно-то мучило его, потому что она уже случилась. Может быть, вечером, когда дети уснули и все дневные дела утихли, он и говорил об этом с женой. Может быть, он удивлялся, даже злился на отца. Для Федора, выросшего в деревне и чтившего патриархальный уклад и строгую семейственность, отец хоть и был любимым другом, все равно оставался загадкой. Для Федора работа дальнобойщиком была способом прокормить большую семью, для отца – образом жизни. Темнота внутри отца притягивала людей, они его жалели и восхищались его вольностью.

Я понимала страх Илоны, за тридцать лет своей жизни в России СПИД обрел миф позорной смертельно опасной болезни. Мне теперь иначе раскрылся их быт и отношения. Под столом она держала несколько бутылей медицинского спирта и часто протирала поверхности, колющие и режущие предметы. Я уже говорила, что не знаю, был ли отец в СПИД-центре, но из разговора с Илоной я поняла, что и она не получала терапию. ВИЧ для нее означал неизбежную смерть. Ее вой над гробом отца был воем о собственной обреченности. Уже ходили слухи, что отец умер в страшных муках, но кто их принес, никто не знал.

Сидя в синей комнате, я попыталась вспомнить все, что знала о СПИДе. Я помнила слоган «СПИД – ЧУМА XXI века», вспомнила выпуски газеты «SPEED-Инфо», они стопками лежали у нас в туалете, когда я была маленькой. Сидя на унитазе, я рассматривала фотографии полуголых звезд и читала заголовки о детях на панели, гомосексуальности и сексуальных предпочтениях инопланетян. Значения некоторых слов были мне совсем неясны, поэтому заметки с заголовками типа «Сперма лечит рак» я пропускала. Но меня все-таки заинтересовала статья с названием «В чем специфика женского оргазма». Мне тогда показалось, что редакторы сделали опечатку и вместо слова оргазм должно было быть слово организм. Прочитав небольшой текст о женском оргазме, я совершенно не поняла, о чем идет речь. В статье писали об удовольствии и партнере, а опечатки в слове организм были во всех случаях употребления этого слова. Я листала журнал с большой аккуратностью, потому что мне казалось, что этот журнал был назван в честь страшной болезни, о которой мне рассказывали во дворе. Подруга говорила, что, когда спускаешься по лестнице, нельзя трогать перила, потому что в них люди со СПИДом вставляют зараженные иглы. Мне было не по себе от этих разговоров. Мне казалось, что все, что содержит слово СПИД, уже заранее заражено, поэтому я листала газету с тяжелым чувством. Думая об иглах в перилах, я размышляла о технической стороне вопроса – как можно закрепить иглу таким образом, чтобы она осталась торчать и не выпала? И что двигает этими людьми? Неужели ненависть? Или страшная обида за то, что они обречены?

Я вспомнила один сон, он приснился мне весной, и я его записала: необходимо было зафиксировать то, что никак не поддавалось никакой логике. В этом сне я видела отца, он улыбнулся мне и протянул два пакета с мороженым. Затем все растворилось в темноте и я оказалась в подъезде нашего дома в Сибири. Сидя на ступеньках, я вскрыла одну из упаковок и достала подтаявшее мороженое. Размякший стаканчик смялся между моими пальцами, и я почувствовала острый укол: из него торчала длинная толстая игла. Голос во сне говорил мне, что эта игла заражена. Холодный страх разлился по телу, во сне я кричала, что отец поступил со мной несправедливо.

От мыслей об этом сне мне захотелось курить. Я тихо вышла из дома, прошла по деревянному настилу до туалета, присела на корточки между малиновыми кустами и закурила. Мой отец умер от СПИДа, думала я, наблюдая, как в синей ночной степи распускается белый дым сигареты. В голове я прокрутила всю социальную рекламу о СПИДе, что мне довелось видеть в метро. В ней речь шла о том, что спасет только верность половому партнеру. Об инъекционных наркотиках не было ни слова. На листовках была изображена счастливая гетеросексуальная семья. В середине нулевых мать с обострением псориаза попала в кожвенерологический диспансер, где из-за недостатка мест ее положили к девушкам с ВИЧ. Сначала она закатила скандал, но потом ей объяснили, что ВИЧ – это вирус, который убивает иммунитет, но передается только половым путем, через иглу или от матери к ребенку. Я навещала ее в больнице, и она рассказала мне, как подружилась с одной хорошенькой наркоманкой.

Я подумала о стыде, который испытала, услышав, что отец умер от СПИДа. Мне было неловко даже произнести эту фразу: мой отец умер от СПИДа. Неловкость заключалась в том, что мой отец получил его грязным способом – через иглу и половым путем, которым и передал его Илоне. Черт возьми, подумала я, ведь он мог разнести вирус по всей стране. Он был дальнобойщиком, и кто знает, с кем и при каких обстоятельствах он занимался сексом. Позже, читая и слушая материалы о ВИЧ и СПИДе, я узнала, что чаще всего женщины получают его в многолетних моногамных отношениях. Зонтаг писала, что в общественном понимании СПИД – это болезнь отверженных, слабых и морально неустойчивых людей. Я прочитала это спустя два года после смерти отца. Меня уже подташнивало от сигарет, но я взяла еще одну и закурила.

Мой отец умер от СПИДа, об этом было неприятно думать. Зонтаг писала, что СПИД – болезнь парий и