Он взял ее за руку и прошептал:

– Я не сомневаюсь, миледи, что он построит свое правление на заложенном вами фундаменте, однако подозреваю, что он никогда не оценит вас так, как вы того заслуживаете.

Он поцеловал основание ее ладони, а когда отпустил ее руку, она сняла с большого пальца золотое кольцо с выгравированным на нем своим именем.

– Используй его в качестве подтверждения того, что ты послан мною, – сказала она, надевая кольцо ему на мизинец. – Оно было подарком вероломного короля и идеально подходит для того, чтобы мы применили его в деле подрыва доверия к нему. Однако будь осторожен в отношении тех, кому ты будешь его показывать. У Идрика повсюду есть свои шпионы.

Кивнув, он поднялся на ноги и, набросив на плечи подбитый мехом плащ с капюшоном, низко поклонился ей. Он выглядел как вылитый королевский посланник, и она одобрительно кивнула ему в ответ.

Когда он ушел, выскользнув из ее спальни бесшумно, словно привидение, ей показалось, что в комнате, и без того прохладной, стало еще холодней. Она снова улеглась в постель и начала составлять в голове послания, которые отправит Свену и Кнуту, чтобы поторопить их поскорее привести свои армии в Англию. Однако смогут ли ее слова подвигнуть их к каким-либо действиям? Прошло уже два года с тех пор, как Кнут уплыл в Данию. Она уже даже не могла толком вспомнить, как он выглядит, помнила только его высокий рост и огненно-рыжие волосы.

Закрыв глаза, она без всякого усилия представила себе образ Алрика и улыбнулась. Кнут отсутствовал слишком долго, и после стольких лет постоянных игр в обольщение с Алриком – игр, которые всегда заканчивались вничью, – она наконец решила уступить ему.

Возможно, думала она, ей еще придется пожалеть, что она взяла его себе в любовники, но сама она считала это маловероятным. Алрик, как и она, прекрасно знал, что его будущий успех полностью зависит от нее, а ее успех зависит от Кнута. Сын датского короля был для них ключом к власти, и, когда в ее постель вернется законный муж, Алрик не станет высказывать недовольства.

Она набросила на себя выделанную шкуру с кровати и, оставив теплую постель, подошла к одному из больших сундуков, стоявших у стены. Ключ от него она хранила на цепочке у себя на шее и сейчас воспользовалась им, чтобы открыть тяжелую крышку. Оттуда она извлекла до блеска отполированную деревянную шкатулочку, которая умещалась у нее на ладони. Внутри шкатулка была разделена на четыре отделения, одно большое и три поменьше; в тех, что поменьше, лежали красные, черные и белые стеклянные бусинки. Тира, подарившая ей эту шкатулку, дала при этом очень точные инструкции. Начиная с первого дня месячных она должна была каждый день класть в большое отделение по одной красной бусине, пока кровотечение не прекратится. После этого она должна была каждый день добавлять к красным бусинам по одной белой.

– Когда Кнут вернется к вам, – сказала тогда Тира, – наиболее важными будут дни с белыми бусинами, потому что в эти дни вы вероятнее всего сможете забеременеть.

После того как все белые бусины переберутся в большое отделение, туда должны последовать черные бусины, отмечающие дни, когда она будет невосприимчива к мужскому семени.

Эльгива закусила губу. Сегодня утром в большом отделении уже находились все красные и белые бусины, а также несколько черных. Она вынула еще один черный шарик и, положив его в большое отделение, плотно закрыла крышку шкатулки, сунула ее обратно и заперла сундук.

Если эти бусинки могли помочь ей забеременеть, отсюда следовало, что их также можно использовать, чтобы избежать зачатия ребенка, пока ее муж находится за морем.

Но если бусинки Тиры дадут сбой… От мысли, что может произойти в этом случае, она содрогнулась и стремглав бросилась обратно в постель. Однако Тира заверяла ее, что бусинки обязательно сработают, и теперь ей оставалось только довериться в этих вопросах своей угрюмой рабыне, как это делали, похоже, все в Холдернессе.

– Эта женщина из народа саамов, – рассказала ей Катла, – ее привезли с ее родины далеко на севере. Она обладает даром предвидения.

Эмма ничего не знала о народе саамов, но зато видела, как Тира бросала гадальные палочки с рунами, и от этого зрелища по коже у нее пробегали мурашки. Ей казалось, что Тира не просто читает знаки, вырезанные на костяных палочках. Она читала также в сердцах и умах, как будто каждое лицо, на которое она смотрела, было отмечено рунами, видимыми только для нее.

– Ты когда-нибудь лгала людям? – как-то спросила она у Тиры. – Говорила им то, что они, по-твоему, хотели от тебя услышать, вместо того, что прочла по рунам?

Это был единственный раз, когда она увидела страх в глазах этой саамской женщины.

– Мой дар идет от богов, – ответила ей тогда Тира. – Я не смею лгать, поскольку, оскорбив свой дар, рисковала бы вызвать месть богов.

Таким образом, Тира умела читать по рунам и при этом всегда говорила правду – именно за эти качества Эльгива считала ее, пожалуй, самым ценным из подарков Кнута.

Она лежала на подушках и прислушивалась к звукам, которые постепенно начинали проникать в ее комнату со двора: подростки таскают воду в дом, женщины разводят огонь на кухне, неясный ропот голосов на английском вместо родного для Кнута норвежского. Теперь это были ее люди, часть ее окружения; эту землю с домом, которые она взяла в аренду у Турбранда, она до сих пор считала наилучшим применением подаренного ей Кнутом серебра. Жалко только, что все это находится недостаточно далеко от жилища самого Турбранда и этой мышки Катлы, однако в один прекрасный день ей могли понадобиться укрепленные стены его поместья.

Ведь до сих пор были люди, которые продолжали ее искать. Время о времени в близлежащих деревнях появлялся кто-нибудь, кто начинал задавать вопросы, и Турбранду приходилось посылать отряд, чтобы разобраться с этим. Всего несколько недель назад какой-то нормандский священник доехал до самого Беверли, и она очень встревожилась, услышав об этом, поскольку боялась, что это может быть кто-то из посланных Эммой.

Однако Тира бросила свои палочки и рассказала ей, что этого священника ей бояться не нужно.

А вот о королях и их приспешниках Тира ничего такого не говорила, и сама Эльгива не сомневалась, что Этельред вместе с Идриком хотели бы видеть ее мертвой.

Апрель 1009 года

Лондон

Время шло к полудню, когда Этельред занял свое место под королевским балдахином, установленным прямо на берегу Темзы. Он принял приветствия знати и высшего духовенства, которые собрались вокруг помоста, и, уже садясь, кивком головы подал знак Эдмунду и Эдит, чтобы они сели в кресла по обе стороны от него. При этом он даже не взглянул на второй павильон, который был сооружен специально для королевы.