Но теперь к нему наклонила голову Эдит, сидевшая по левую руку от него.

– Болезнь королевы – это повод для радости, милорд, – прошептала она. – Она носит ребенка и знает об этом уже несколько недель. Меня удивляет, что она до сих пор не рассказала вам об этом.

На мосту архиепископ Эльфех, облаченный в сияющую золотом ризу и митру, возвышавшуюся высоко над головами окружавших его священников в белых одеждах, возвел руки к небу, прося ниспослать Божье благословение. Пока в наступившей тишине архиепископ читал свои молитвы, Этельред переваривал слова Эдит.

Она была права. Если королева понесла, ему следует доложить об этом немедленно. Возможностей для этого у нее было предостаточно, поскольку виделись они практически ежедневно, так почему же она не сделала этого до сих пор?

Теребя пальцами бороду, он пытался проследить мысли королевы. Возможно, она опасалась, что ее положение даст ему повод отстранить ее от участия в заседании совета, а он, разумеется, так бы и поступил. Он немедленно воспользовался бы такой возможностью. Пусть бы сидела на своей женской половине, откуда она не может вмешиваться в дела его королевства. Слишком много людей обращались к ней за милостью и привилегиями, обычно церковники и обычно за его счет; он был бы рад поводу пресечь это.

Взгляд его вновь упал на юного Эдварда: мальчик стоял, склонив голову в молитвенной позе, которую несколько портило то, что он постоянно нетерпеливо переступал с ноги на ногу.

Он никогда не хотел, чтобы Эдвард оставался при дворе под влиянием своей матери-нормандки. Теперь же, когда Эмма опять забеременела, он мог наконец оторвать сына от ее юбки. Он отошлет Эдварда в одно из аббатств, где его будут обучать дисциплинам весьма отдаленным от тех политических уроков, которые могла бы преподать ему мать. Пусть они сделают из него священника, возможно, даже епископа, так чтобы однажды он мог бы пригодиться английскому королю. Его планы в отношении этого мальчика всегда были такими. Несмотря на то что он назвал Эдварда своим наследником, он никогда не имел в виду, что тот действительно будет править страной. Это был всего лишь жест, чтобы заручиться расположением Ричарда Нормандского и одновременно позлить своих старших сыновей.

Сегодня, чуть попозже, он переговорит с аббатом из Или, чтобы тот забрал мальчика с собой на Север, потому что он должен нанести удар прежде, чем Эмма придумает способ, как этому воспрепятствовать. Она ведь могла бы настроить против него своих любимых епископов или, не приведи господь, архиепископа Эльфеха, чтобы принудить его оставить мальчика на ее попечении.

Похоже, архиепископ все-таки закончил свое бесконечное благословение, и теперь хор монахов из Вестминстерского аббатства затянул церковный гимн на латыни. Священники, расставленные вдоль всех перил моста, с помощью веток с листьями брызгали святой водой на корабли, собравшиеся внизу. Вскоре церемония будет закончена, начнется отлив, и лондонские корабли с его водами двинутся на восток, в сторону моря.

И все же, несмотря на удовольствие, которое он испытывал при виде своего флота, и удовлетворения тем, что он определил судьбу своего самого младшего ребенка, Этельред продолжал, все так же теребя бороду, раздумывать над тем, куда мог отправиться его старший сын и какие козни он затеял.

Через два дня после того, как новые корабли короля отплыли, чтобы присоединиться к остальному флоту в Сандвиче, на город опустил свою громадную влажную лапу знаменитый лондонский туман, который по ходу утра, казалось, становился лишь гуще. Эмма была рада находиться в такой день в помещении, особенно здесь, поскольку дворец в Лондоне был самым новым и красивым из всех мест, где жил король. За последние три года Этельред не жалел средств на то, чтобы перестроить и обновить то, что когда-то служило крепостью для армии римлян. Результат оказался поразительным.

Ее собственные апартаменты были построены из дерева на втором этаже, а первый этаж, который представлял собой в основном сооружение еще из римской каменной кладки, был отремонтирован и укреплен. Она поселила солдат своей нормандской охраны внизу, тогда как просторные помещения наверху занял ее небольшой двор, состоявший из почти тридцати женщин и детей. В комнате королевы были окна, узкие и высокие, со вставками не из рога, а из толстого стекла. Так что даже в такие пасмурные дни, как этот, свет лился внутрь, словно сияющий водопад.

В это утро она сидела с книгой на коленях на низкой, выложенной подушками скамье, а по обе стороны от нее расположились мальчики. Страницы книги были испещрены рисунками странных существ, вид которых вызывал восторг ее маленьких слушателей, тогда как сама Эмма находила их страшными и уродливыми. Интересно, думала она, что в этих чудищах могло так привлекать маленьких мальчиков?

Она перевернула страницу, в уме придумывая историю, которая соответствовала бы открывшемуся там следующему рисунку – безголовому человеку, чьи громадные глаза, нос и рот зияли на груди, ниже плеч. Рисунок этот был ей знаком, поскольку книга была у детей самой любимой, а свои истории она складывала из кусочков и отрывков других сказок.

Время от времени она поглядывала на других присутствующих в комнате, которые прислушивались к ее рассказу, не отрываясь от работы. Уаймарк, Марго и Вульфа сидели группой в центре комнаты и занимались рукоделием. Покрывало для алтаря, которое они сейчас подшивали, было почти закончено, и Эмма считала его одним из самых красивых изделий, изготовленных при ее дворе. Оно было из кроваво-красного шелка, обрамлено лентой из золотистой ткани, а центральный узор в виде большого золотого распятия она вышивала сама со всем своим усердием. С каждым стежком она шептала молитву святой Бригитте, покровительнице детей, моля ее о защите для подрастающего мальчика. Завтра она расскажет королю, что снова ждет ребенка, и, прежде чем отбыть с двором в Сандвич, сама отнесет это покрывало в церковь святой Бригитты.

Едва успела она закончить свою сказку отчаянной битвой между двумя монстрами не на жизнь, а на смерть, как в комнату вошел слуга и объявил о прибытии дворецкого короля, Хьюберта, который следовал буквально в шаге за ним.

– Добрый день, Хьюберт, – сказала она, глядя на неожиданного гостя, который, отвесив небрежный поклон, с торжественным видом встал перед ней, сложив руки на груди.

Она с тревогой смотрела на этого маленького церковника в темной рясе с лицом проныры, поскольку они с ним недолюбливали друг друга. Хьюберт десятилетиями служил королю в качестве его личного писаря, временами – советчика, а также – у нее были свои основания так считать – придворного шпиона. Его появление здесь означало, что он принес важное послание от короля, а по безмятежному выражению его лица она подозревала, что ей не понравится то, что она сейчас услышит.

– Надеюсь, ничего не случилось, – сказала она.

– Король просит вас подготовить вашего сына к путешествию, миледи. В течение ближайшего часа он должен будет отправиться в школу при аббатстве в Или.

Она почувствовала, как Эдвард подле нее от удивления вздрогнул. Она также была удивлена и напугана, но не должна была показывать этого Хьюберту.