— Когда это было… — пробормотал я, но за гриф взялся и кольцо-медиатор (здесь именуемый «захма») на палец надел. — Так, что бы такое забацать, чтобы душа развернулась, а потом обратно свернулась?

— Уверена, что ты сможешь выбрать лучшую из песен, — ответила Шока, а присутствующие согласно закивали.

Подхалимы чертовы.

Я провел по струнам, будя в себе Лисапетовы навыки игры, да и решился немного похулиганить. Ну а что? Народ тут не закомплексованный, сексуальная тематика у ашшорцев не табуирована (неудивительно, при таких-то богах) и даже девственность у местных телок — не такая уж священная корова. Вдарил я песню про ежика. Не того, разумеется, что дырочкой в правом боку насвистывал — за полным отсутствием в известном мире гевеи я и перевести бы ее толком не смог, а авторства Пратчетта. И смешно, вон как народ заливается, и вполне себе ответ с политическим подтекстом, поскольку символом царского рода Ашшории (и, соответственно, всей страны) является крылатый еж. Вот только не спрашивайте, откуда у бедного зверя крылья растут. Все вы правильно поняли.

Выступление, хотя пою я и не очень-то хорошо, подняло мои акции в глазах присутствующих на несколько пунктов. Менталитет-с. Это всякие там директора какого-нибудь предприятия на корпоративе сидят с каменными лицами, судорожно боясь уронить себя в глазах подчиненных простыми человеческими поведением и видом. А вот тот же Нерон, имевший куда как больше власти да влияния, и выпить был не дурак, и стихи читал, и музицировал на пьянках сам.

Так и ашшорцы. У них князья на пирах, которые сами и устраивают, поют, причем не всякую пафосную ерунду, а дабы гостей и прочих присутствующих повеселить. А тут еще и песня, никем не слышанная доселе. Пришлось потом, до конца мероприятия, еще пару раз на бис исполнять — чтобы слова все запомнили.

Первое, что меня встретило по возвращении с пира, — это любопытная морда Князя Мышкина. Его более мелкие молочные братья дрыхли без задних лап, сама пятнистая муренка слиняла по своим кошачьим делам, а этому скучно стало. Стоя на задних лапах и уцепившись когтями передних за край корзинки, кот вертел башкой, осматривая окружающее пространство полуоткрытыми глазенками. При моем приближении он требовательно мявкнул и полез наружу.

— Ну и куда собрался? — Я взял звереныша на руки.

Тот запыхтел и взъерошил шерстку, пытаясь казаться больше и страшнее.

— Бунтуешь? — Я усмехнулся и начал гладить теплый комочек.

Котовский почти моментально сменил гнев на милость и уткнулся в ладошку носом.

— Э, да ты никак опять голодный? Чем прокормить, тебя убить легче.

Мышкин требовательно мявкнул и начал искать носом титьку еще активнее.

Под столом стояла плошка с каким-то варевом — явно для кошки, а не для меня, и я, с кряхтением наклонившись, поставил кота рядом с ней. Тот начал принюхиваться, полез на запах, но вместо того, чтобы есть, попытался влезть в тарелку с лапами.

— Ну нет, так не пойдет. — Я ткнул Мышкина мордочкой в еду.

Тот возмущенно чихнул, отпрянул и начал облизываться. Я снова подтолкнул звереныша носом к еде, тот замер на дрожащих лапках, продолжая вылизывать морду, а затем ткнулся в еду сам и принялся чавкать.

Минуту спустя кот с перемазанной физиономией задним ходом отошел от плошки, сел, потряс головой, облизнулся, а потом плюхнулся на бок с твердым намерением уснуть. Я подхватил котенка и положил его обратно в корзинку.

Мышкин блаженно потянулся, развалился на спине и моментально отрубился.

— Идеальный ашшорский князь, — буркнул я. — Всех-то желаний, чтобы царь ему что-то дал, даже если не по пасти кусок, а сам будет только спать и гадить.

* * *

Мурлыкатель у кота заработал только через три дня, когда мы уже подплывали к Аарте.

Переправившись на следующий день после пира на эшпаньский берег и проехав достаточное расстояние, чтобы с башен Баратура даже пыль из-под копыт наших коней была не видна, отряд свернул с тракта и выехал обратно к берегу Шустрой Змейки, где нас уже ожидала пара плоскодонных кораблей-ааков, любезно предоставленных княгиней Юльчанской и отосланных к точке рандеву заранее, еще до моего песенного дебюта.

Это Зулик с ней договаривался, умничка такой.

На корабли загрузились споро, хотя Репка лезть на борт ни в какую не желала, и к ней пришлось применить меры не только морального, но и физического воздействия — проще говоря, я ее по хребтине перетянул своим посохом, — да и были таковы. Течение попутное, ветер благоприятствует, и, невзирая на то что после слияния с Долговодной Великая Поо делает изрядный крюк к северу, выигрыш по времени должен быть где-то в половину дня пути. Спине моей опять же изрядное облегчение — стар я по столько дней из седла не вылезать. Ну и натертым мозолям чуть ниже — тоже.

Так что плывем, любуемся пейзажами, отдыхаем — один Арцуд страдает. У него, оказывается, сильнейшая морская болезнь. Такая, что его при форсировании лужи тошнить начинает. Лежит, бедолага, ничего не ест, с лица весь зеленый… Непременно стоит назначить его командовать флотом.

Остальные, едва мы отплыли, приготовились было с комфортом поскучать в дороге, но вредный Касец своим подчиненным всю малину обломал: заставил отрабатывать сабельный бой в условиях корабля, причем как индивидуальный, так и групповой. Тумил, разумеется, в молодецкой потехе принял участие, — как иначе-то? — благодаря чему выяснилось, что это со спатычем он весьма неплох, а вот саблист из него, мягко говоря, не очень.

Первый десятник сказал: «Непорядок» (нет, на самом деле он высказался несколько развернутее и чуть менее цензурно, но смысл был именно таков), — и принялся гонять стремянного, почти уже царского, лично. В хвост и в гриву, без перерыва на отдохнуть, с комментариями о том, сколько Тумил с той и или иной раной, условно ему только что нанесенной, протянет. Сроки, как правило, оказывались недолгими.

Я сидел на сваленных кучей тюках с чем-то мягким, поглаживал котенка в коробчонке и с благодушным видом кивал — ученье, мол, свет, ну или как минимум целые конечности и кишки в животе, а не на палубе. Дуэли среди воинско-аристократического сословия тут распространены, пусть и изрядно меньше, чем во Франции времен всяких там Луи, но случаются, а Тумил — парень хоть и не глупый, но молодой и горячий, так что пущай обучается. Не пригодится — очень хорошо. А случись что — сможет за себя постоять благодаря десятниковской науке. Это сейчас синяки от палок по всему телу ему радости доставляют небогато, а потом, глядишь, еще и «спасибо» скажет.

Ну и я за эту заботу скажу тоже. Касец — он вообще мужик-то, похоже, правильный, вояка знатный, был бы князем, даже самым размелкопоместным, уже и в сотники выбился бы, не иначе. Надо будет ему, как на трон сяду, какой-никакой феод подыскать.

Латмур, надо думать, с этим прицелом именно его-то и послал.

— Лодка! Лодка прямо по курсу! — раздался крик впередсмотрящего.