— Когда живешь долго, все происходящее смазывается в единый временной поток, однообразный, кажущийся едва ли не бесконечным. Так случилось и с нами. Мы слишком поздно поняли, что утрачиваем изначальную мощь. Но как в этом признаться? Да и зачем? Ради чего рисковать устоявшимся порядком? Не проще ли попытаться защитить его? Именно так думали высшие того времени. Они же решили сохранить происходящее в тайне, уберечь сложившийся ход вещей любой ценой. И единственные, кто мог его нарушить, — полукровки. Именно в вас заключена опасность всем ценностям высших.

— Поэтому поединки силы стали столь редкими? — спросил Кеорсен.

— Именно. Без притока новой крови устоявшуюся иерархию не нарушить. Мой отец был одним из последних, кому удалось бросить вызов и сместить вышестоящий род. После него повторить такое смогли только Гарааны, да и то больше из-за слабости Фелихьеров, чем из-за собственной силы.

Я пила вино, уже не чувствуя вкуса, и пыталась осознать услышанное.

— Раньше эти рассказы казались мне едва ли не выдумкой, — продолжил Рейшар через некоторое время. — Разве ж можно упомнить, что было несколько поколений назад? Слишком много сотен лет утекло… Но теперь… — Не договорив, он в задумчивости качнул головой.

— Как твой род мог согласиться на убийство полукровок, если сам не может похвастать чистотой крови и… — начала было возмущаться я, но Рейшар меня перебил.

— А ты не поняла? — грустно улыбнулся он. — Это та цена, которую пришлось заплатить Мирине, моей прабабке, за возможность быть со своим истинным. Она не пошла против воли Совета, как думают многие. Да и кто бы ей позволил? Вместо этого Мирина пошла на сделку: Морграны убивают полукровок в обмен на право существовать — на то, что многим из нас позволили родиться. И мы храним в секрете правду о силе полукровок.

Каждое слово проникало в меня как холодный ветер. Заставляло ежиться и покрываться мурашками. Но больше всего меня страшил не выбор Мирины и даже не то, скольким полукровкам Морграны подписали смертный приговор, а то, что я не могу в полной мере его осудить. Признавая всю жестокость действий второго рода, в глубине души я понимаю отчаяние демоницы и ее желание быть с возлюбленным.

— Когда пал третий блок? — Внезапная смена темы и внимательный серебряный взгляд заставили меня вынырнуть из тяжелых раздумий.

— Пал? Я думала, он снова треснул, как тогда, в тренировочном зале.

— О нет, мой свет, — усмехнулся Кеорсен. — Трещины явно не хватило бы, чтобы пробудить в тебе магию слова — старейшую и опаснейшую силу вышних.

Я смотрела на Кеорсена, одновременно понимая и не понимая сказанные им слова.

— А забавное выражение лица, — с усмешкой заметил Рейшар, нарушая повисшую паузу. Встретился со мной взглядом и улыбнулся уже мягче. — Ну чего ты так растерялась? Да, блок пал. Да, в тебе пробудилась уникальная сила. Но разве это плохо? В прошлом, еще до создания Круга, подобную магию называли даром королей. Даже тогда ей обладали лишь единицы, она же исчезла первой. Ты особенная, девочка, и с каждым новым изменением становишься все опаснее. Но бояться самой себя не стоит.

Грусть оставила его. Золото глаз вновь блестело лукавыми искрами, в уголках рта притаилась улыбка.

— Но… — я на мгновение закусила губу, — но как контролировать эту магию? Как она вообще работает? Исполняет все, что я пожелаю?

— Не совсем. Если ты пожелаешь, чтобы твой конь взлетел, он этого не сделает, потому что физически не в состоянии выполнить такой приказ. В противном случае — да, скажешь ему замереть — он не пошевелится, скажешь встать на дыбы — встанет.

Рейшар выглядел очень довольным. Казалось, пробуждению моей магии он радовался едва ли не больше меня самой. Я же торжествовать не спешила — представила Бердера со стеклянным взглядом, слепо выполняющим мои приказы, вспомнила недавний испуг самого Рейшара, не смевшего противиться моей воле, и темного, замершего истуканом в подвале поместья Алви-Шандаад.

Уже сейчас я видела опасность, заключенную в магии слова. И она пугала меня.

— В чем дело, мой свет? — Кеорсен, в отличие от друга, сохранял спокойствие.

Он всматривался в мое лицо, ловил каждую эмоцию, находящую отражение в мимике, и будто чувствовал стянувшее мою грудь беспокойство.

— А… а можно вернуть третий блок? Хотя бы частично?

Рей поперхнулся и уставился на меня неверящим взглядом. Кеорсен нахмурился.

— Боюсь, частичная блокировка невозможна, — качнул он головой. — Ты хочешь отказаться от магии? Почему?

— Она опасна. Я не чувствую ее. Не понимаю, какая фраза останется просто фразой, а какая — приказом, способным даже высшего демона превратить в раба. Для меня каждая жизнь бесценна, но и свобода воли важна не меньше. Я не хочу отбирать ее.

Несколько секунд Кеорсен молчал, продолжая вглядываться в мое лицо. Потом заговорил:

— Раньше ты едва видела плетения заклятий, теперь же можешь перехватывать над ними контроль, более того — научилась менять их. Не позволяй страху и сомнениям одолеть тебя. Попробуй подчинить себе новую магию. А если не получится, я достану артефакт.

— Вы серьезно?! — возмутился Рейшар.

Переполняющие его эмоции, казалось, не позволяли ему усидеть на месте: он вскочил и принялся курсировать от камина к креслу и обратно.

— Если Сати не хочет пользоваться своей магией, я не стану настаивать, — спокойно ответил Кеорсен. — Моих сил хватит, чтобы нас защитить.

— Сати! — Рей остановился и вперил в меня негодующий взгляд. — Ты… ты действительно готова отказаться от открывшихся возможностей? У тебя есть шанс поставить мир высших на колени! Ты можешь сотворить что угодно и с кем угодно! Можешь отомстить всем и каждому, а ты…

— А я не хочу мстить, — ответила мягко. — Наказать? Да, но только в рамках закона.

Рейшар сверлил меня хмурым взглядом. Скользил им по моему лицу, словно надеялся найти ответы, и все сильнее сводил брови на переносице.

— Единственное, чего я всегда хотела с тех пор, как узнала о своем происхождении, — доказать, что полукровки, подобные мне, имеют право на жизнь. Однако это вовсе не означает, что я собираюсь стать похожей на высших, подписавших нам смертный приговор. Сила — далеко не все, на чем следует выстраивать связи.

Моргран гипнотизировал меня почти минуту, после чего вернулся в кресло. Тонкие аристократичные пальцы размеренно покачивали стакан с бурбоном, заставляя янтарную жидкость скользить по прозрачным стенкам.

— Ты же можешь уничтожить любого. Отыграться на Майрее, Торреле, Маорелии — на каждом, кто посмел оскорбить тебя. А вместо этого ты хочешь сохранить их волю нетронутой? — В золотом взгляде было столько растерянности и непонимания, что я улыбнулась.

Заговаривать, однако, не спешила. Кеорсен тоже молчал. Он, в отличие от Рея, понимал меня гораздо острее, чувствовал даже невысказанные мысли и желания. Ему не нужно знать причины моих поступков — Кеорсен верит мне.