Мама даже скатерть праздничную застелила, на которой бабушка сама вышивку делала. Давно мы вот так не ужинали все вместе.

— Всё очень вкусно, мам! Просто пальчики оближешь! — тянусь за ломтиком свежего хлеба и обмакиваю в чесночный соус. А папа всё на меня украдкой поглядывает, губы поджимает, и даже пущенная борода тронутая сединой не в силах это скрыть. Папа будто бы настороже.

— Ты надел рубашку? — и я пытаюсь разрядить обстановку, кивая на бледно-розовую рубашку в тонкую белую полоску, которую отец терпеть не может.

Промокает губы салфеткой и слегка неловко поправляет воротничок.

— Всё мама твоя, — вновь хватается за вилку и продолжает есть.

Папа у меня не многословный, но если уж начнёт… беги без оглядки.

Высокий, крепкий, в юности грузчиком в порту работал, пока не повысили. Никто не хочет под его горячую руку попасть. Загорелый настолько, что даже за зиму загар смыться не успевает, глаза серые, как у меня, и нос такой же вздёрнутый. Полине нос от мамы достался — прямой и высокий, а мы с папой вот такие — курносые.

— Так вы уезжаете на следующие выходные, или как? — заводит тему Полина, по-прежнему избегая моего взгляда.

Мама тяжело вздыхает и вопросительно смотрит на отца, который в ответ лишь плечами пожимает и продолжает есть, как ни в чём не бывало.

— Как там бабушка? — смотрю на неё с пониманием.

— Не очень, — вот и слетает с мамы маска беззаботной женщины. Откладывает вилку в сторону и смотрит на часы. — Надо позвонить ей пока новости не начались. Потом как обычно телек на всю громкость включит.

— Вы должны поехать, — слышу фальшь в голосе Полины. — Бабушка ведь болеет, ей сложно одной.

Вот только Полина забыла насколько у нас проницательный папа.

— Думаешь, я тебя одну тут оставлю? — стреляет в неё глазами. — Чтобы ты мне квартиру спалила? Что задумала, девчонка?!

— Я не одна останусь, — надувает губу Полина. — Лиза тоже остаётся, ей ведь не желательны длительные поездки на машине, разве нет? А что я смогу сделать, если эта зануда останется?

— Значит, задумала всё-таки что-то?! — глаза папы гневно сужаются, а Полина делает вид, что ещё больше обижается его недоверию.

— Ничего я не задумала, — складывает руки на груди и опускает голову.

— Ешь, — командует папа.

— Наелась.

— А ну-ка…

— Спокойно, Андрей. Чего ты опять на неё взъелся?

— Профилактика.

Папа не прав, знаю. Но и Полина его доверие уже давно подорвала, а отец у нас такой, что если ты один раз облажался, второго шанса на исправление не даёт. По крайней мере, Полине точно не дал, теперь она у него как по струнке ходит, ну… точнее папа так думает, понятия не имея, какой его младшая дочь искусный лжец. А меня вот опять простил, я у него исключение по понятным причинам. Да и на днях у нас состоялся серьёзный разговор, когда отец меня едва ли не на иконе заставил поклясться, что к алкоголю я больше никогда не притронусь.

Я не возражала. Хватило вполне. До сих пор от мысли не могу избавиться, что там — в баре, произошло что-то ещё. Что-то такое от чего меня память оградила. Что-то такое от чего Яроцкий меня стал ещё больше ненавидеть. Вот прям в груди это чувство без перебоя зудит.

— Спасибо, — Полина отправляет свою тарелку в раковину и направляется к двери. — Сегодня ведь Лиза посуду моет? Я пошла тогда.

— Из дома не ногой! — велит ей вслед папа.

— Ага, — Полина уже у дверей в нашу спальную. — Вот только почему-то когда я была виновата, Лизу вы за компанию не наказывали!

— Ах ты…

— Андрей! Успокойся. Ничего такого она не сказала.

«И не сделала… Абсолютно ничего такого», — проплывает в голове. Особенно в доме у Вероники ничего такого вовсе не произошло.

Перемыв гору посуды (хоть мама и возражала), возвращаюсь в комнату и под негромко играющую музыку из нашего ноутбука плюхаюсь на кровать. Полина в душе. А вот её телефон — нет. Лежит на подушке и так глаза мозолит, чтоб его!

Проверяю шум воды в ванной, тихонько прикрываю за собой дверь и несколько раз глубоко вздыхаю, набираясь решимости. Блокировка снимается легко (а я в душЕ надеясь, что пароль будет стоять, ну или что там теперь ещё ставят?), и вот смотрю на этот злосчастный синенький ярлычок соцсети и пытаюсь убедить себя в том, что поступаю правильно. Я ведь старшая сестра, и я хочу помочь, в конце концов! Если Полине плевать на то, что с ней произошло, то не мне нет!

Скольжу пальцем по дисплею и практически сразу нахожу этого недоумка в друзьях у Полины. И сообщения ему писала! О-ох, много… очень много сообщений! Все прочитаны и без ответа. Все кроме последнего, написанного пятнадцать минут назад.

Полина:

«Как ты себя чувствуешь? Я волнуюсь, Оскар… Почему на звонки не отвечаешь? Ответь, пожалуйста.»

Аж передёрнуло невольно, а волоски на шее дыбом встали.

Да что это такое?!

Из сообщений месячной давности:

Полина:

«Оскар, я хочу обсудить кое-что.»

«Ответь мне, пожалуйста…»

«Ответь мне! Я жду!»

«Почему трубку не берёшь?»

«Оскар! Козёл ты, ответь мне!»

«Оскар… Это насчёт игры… Ответь, пожалуйста!»

Ответ Оскара:

«Жить надоело?! Какого хрена пиз**шь об этом здесь?!»

Полина:

«Ты трубку не берешь! Что ещё мне делать?!»

Оскар:

«Заткнуться!»

Полина:

«Давай встретимся. Сейчас! Моим предкам не до меня, смогу свалить из дома.»

Оскар:

«Ты совсем дура?! Говорил, что буду занят! Какого хера мне пиликаешь постоянно?!»

Полина:

«Когда мы встретимся?..»

Оскар:

«Когда надо будет!»

Полина:

«Оскар…»

Полина:

«Оскар, блин!»

Полина:

«Не игнорь меня!!!»

Полина:

«Я ведь люблю тебя, придурок ты!»

— Интересно? — голос Полины звучит так зловеще и неожиданно, что от испуга подпрыгиваю на месте и роняю телефон на её кровать.

Смотрит и глаза злобно щурит, каждая мышца на лице буквально вопит от напряжения. Никогда ещё не видела Полину такой… жуткой.

— Интересно, спрашиваю?! — срывается на крик, хлопает дверью позади себя и подлетает к кровати, подхватывая телефон, а я стою как немая рыба и даже не знаю: жалею, что в переписку залезла, или безумно хочу наорать на сестру в ответ за то, что связалась с этой мразью!