– Я завтра заеду. Тебе что принести? – Саша поправил ужеуспокоившейся Оле выбившуюся прядь.

– Напиши мне записку, ладно? – вспомнила Оля о «потерянной»записке. Она твердо знала: мужья должны в роддом писать женам трогательныеписьма, так было во все времена.

– Напишу, – засмеялся Саша.

– Только не на компьютере, – предупредила Оля.

– Прямо сейчас напишу. – Саша взял лист из стопочки,лежавшей на белой тумбочке, и быстро, но аккуратно, почти печатными буквамивывел на первой страничке: «ОЛЕНЬКА МОЯ». – А остальное потом допишу, –пообещал он, отрывая листок. И махнул рукой. – А это – для тебя!

По его знаку жалюзи на окне палаты как по волшебствураскрылись, и обомлевшая Оля увидела Сашину команду. Космос, Пчела, Фил и Фара,размахивая огромными букетами, дружно грянули:

– С днем рожденья, Иван, с днем рожденья, Иван, с днемрожденья, Иван Александрович, с днем рожденья, родной! – К их на удивлениестройному хору присоединился и Саша, радостно подмигивая ей уже из-за стекла.

Она не могла не рассмеяться. Ну и шум они устроили вроддоме! Вот дуралеи, честное слово!

В офисе не только прибрали, но и стол накрыли. Водка, икра,копченое мясо, колбаска, брусника Все как у людей. Человек родился!

Фил в газетной треуголочке, как заправский строитель, внеспоследнюю черту – подвесил люстру. Новехонькую, только из магазина. Старая вовремя обыска-разгрома рассыпалась на мелкие кусочки, омоновцы потрудились наславу. Орлы, да и только!

Но Саша и Фара не праздновали. Дела, дела. Саша, нервнозатягиваясь, курил одну за другой. Фара казался спокойным, но его тонкиепородистые пальцы нервно и быстро перебирали бусинки четок. Одну за другой,одну за другой.

– Фара, брат, я тебе сразу сказал. Это не катит, – терпеливовтолковывал Саша. – Что ты уперся?!

– Ты мне брат, Саша, клянусь Аллахом! Но против своих я тожене пойду. Ты это знаешь… – Саша хотел перебить, но Фара остановил егорешительным жестом. – Дай досказать, я тебя долго слушал… Я между вами как награнице! Дома мне говорят! пускай Софет товар в Москве сбывает, и наши доходыувеличатся втрое. А что мне говорит Софет? Софет – значит, Белый… – объяснилФара. – Да погоди!.. Он мне говорит: «Фара, брат, пошли подальше всю своюродню, потому что я в Россию дурь гнать не стану». Так?

Саша, конечно, понимал, что так. Но не мог он рассказатьФарику про Контору, Министерство, мать их, добрых дел. Не мог, и все тут! И –не хотел. Он находил все новые и новые доводы, стараясь быть убедительным.

– Я тебе тридцатый раз говорю! Наркота – не сигареты! Всесыплются на сбыте, на мелкой рознице. На хрена мне это надо?! Я два годаотлаживал оптовую линию на Запад! И сейчас, когда все заработало, ты хочешь,чтобы я все бросил, послал на хрен?

Иногда именно этого ему и хотелось больше всего – послатьвсех. И Введенского, который день ото дня становился все требовательнее, вособенности. Но – коготок увяз.

– Саша, ты пойми, мне условие поставили. – Фара решилоткрыть свои карты. – Если я не улажу этот вопрос с тобой, они будут решать егопо-своему.

– Здравствуй, жопа, Новый Год, – вскинулся Саша. – Дошли доручки совсем. Это что, стрелять меня будут?

– Будут, – уверенно ответил Фара.

– Не угрожай мне, Фарик! – Саша с силой затушил сигарету впепельнице и полез в пачку за новой. Черт, неужели всю пачку уже высадил?

– Я не угрожаю, – печально откликнулся Фархад, поднимаясь.Четки жалобно стукнули о край стола.

– Тем более. Угрожать мне бессмысленно. – Саша через силуулыбнулся.

* * * * *

Перекрестье оптического прицела переместилось по стене домаи замерло, добравшись до нужного окна. В проем между жалюзи просматривалсянакрытый по-праздничному стол. За столом сидели Саша, Космос и Фархад. Онибеззвучно шевелили губами, словно рыбки в аквариуме. Прямо как на ладони…

Поколебавшись, прицел остановился на Сашином лице, вперекрестье загорелась красная точка, и…

… сразу же, сквозь помехи эфира, стали слышны голоса:

– Тем более угрожать мне бессмысленно, – это говорил Белов.Каверин стиснул зубы, словно вспоминая, как обещал загрызть его живьем. Ничего,еще не вечер, загрызу. А пока – пусть покувыркается. Под оптическим-топрицелом.

Прослушку Каверин установил в пустой квартире, в доме прямонапротив офиса Белова. Эти «академики» о настоящей безопасности имели, видно,самые смутные представления. «Дилетанты хреновы…» – злорадствовал Каверин.Оторвавшись от оптики, он посмотрел на Петровича.

– Пишешь? – спросил он верного подручного. Петрович неслышал Каверина, его слух услаждали совсем иные звуки – беседа о наркотеоказалась интересной. Ишь, какой благородный клиент попался – в России дурь нехочет продавать. Из патриотов, не иначе. Но беседа – беседой, а от уровня новойтехники даже у видавшего виды бывшего топтуна Петровича съезжала крыша.Технический, блин, прогресс!

– Пишешь? – Каверин тронул Петровича за плечо и пощелкалпальцем по внешней стороне наушника – уж так-то он его услышит.

– Ага… – Петрович приподнял наушники. Он не мог большесдерживать восхищение. – Ни черта себе приборчик. А как это действует?

– Да лазер элементарный, – объяснил Каверин, не уточняя,впрочем, сколько эта «элементарщина» стоит. – Луч считывает вибрации воздуха соконного стекла.

– Беда! – Петрович снова надел наушники и приник к окуляру.Как там пациенты? Не перестреляли случаем друг друга? Без присмотра-то.

* * * * *

Фара сдерживал гнев и разочарование уже из последних сил.Он, конечно, знал, что Саша человек упрямый, но не настолько же. Самое главное,он никак, ну никак не мог понять, почему тот так упорствует. Фара не видел дляэтого причин. Поэтому и злился все больше и больше.

– Саша, ты же знаешь, ты мне как брат. Я тебе последнееотдам…

– Фара, я люблю тебя как брата, – но личное есть личное, адело есть дело. Это бизнес, какого черта!.. Все, короче. – Саша вскочил сосвоего места и начал нервно ходить по кабинету, словно рубя ладонью воздух. – ВМоскву я наркоту не пропускаю. Скажешь родне. – Он поднял взгляд на Фару и,хотя увидел в его глазах окончательную, какую-то вселенскую тоску, резко ибезапелляционно закончил: – Белый в отказе. Пусть хоть бомбу бросают, мне пофигу.