И я увидела. Уже через день, когда за минуту до звонка в дверь разглядывала подаренный Тимофеем букет. Он принес кое-что из продуктов, поужинал вместе с нами, подержал в руках Славку с Женей, и уже через два часа уехал. А мое сердце тем временем сжималось от давящих обязательств. Конечно, Тим предупредил, что ничего не попросит взамен, однако, каждый раз, смотря в его полные надежды глаза, на меня будто сваливался груз ответственности, который утяжелялся на протяжении всего января. Позади остались уже многие события, праздничные и наоборот, грустные, а я все боялась сделать этот шаг вперед, сломать барьер в своем сознании.

Но он все-таки разбился, в день рождения Маши, когда на пороге моей квартиры появилась свекровь.

— Здравствуйте, Елена Марковна. Проходите, — распахнула перед ней дверь, но заметила еще и поднимающегося по лестнице свекра. — Семен Виссарионович?

— Привет, Лизонька, — поздоровался пожилой мужчина после того, как устало выдохнул. — ух, давно мои ноги не испытывали такую нагрузку.

— Лифт вчера сломался. Еще не починили, — будто извиняясь за домоуправление, сообщила ему.

— Да ничего. Пора бы и тряхнуть стариной. В гости впустишь, внуков посмотреть?

— Конечно.

Я отодвинулась в сторону, испытывая неловкость. Внезапно сердце кольнуло в тревожном предчувствии, но оно быстро спряталось, уступив место стыду. Да, у меня в собственности имелся просторный дом, но я продолжала жить в маленькой квартирке, ни разу не элитной, лишь с легким косметическим ремонтом.

— Миленько тут у вас, — сказала Елена Марковна, рассматривая каждый угол, как представитель санитарно-эпидемиологической станции.

— Спасибо, — получила она короткий ответ. — Мальчики еще спят, но вы проходите в комнату. С минуты на минуту проснуться.

Свекровь деловито огляделась и в этом помещении, оставаясь недовольная увиденным. Да, все было простеньким, но в конце прошлого месяца мы перенесли сюда шкаф из дома, а также продали большую часть мебели. На вырученные деньги я планировала некоторое время пожить, а зарплату пока копить. Родители помогали, Тимофей тоже, но и самой хотелось выделиться, показать, что могу.

— Маша в саду? — спросил Семен Виссарионович.

— Да, папа забирает ее в половине шестого. К сожалению, я не могу отойти от мальчиков.

— Степа сказал, что ты собралась продать дом, — отвлекаясь от лицезрения своих внуков, сказала Елена Марковна. И снова неприятное чувство кольнуло грудь. Зачем они пришли? Если навестить, то почему без подарков? Или эти двое появились здесь, чтобы причинить мне боль?

— Да, собралась, и этот вопрос уже закрыт. Часть старой мебели я уже продала. А то, что поновее войдет в стоимость дома.

— Лиза, ты же не понимаешь… — в голосе свекрови прозвучали агрессивные нотки, потому я прервала ее.

— Я понимаю все, кроме того, что мы живем в одном городе, прошло больше двух месяцев, а вы только сейчас решили увидеть внуков.

— Ты не пришла на поминки! — она бросила в меня обвинение, повысив голос, от чего в кроватке заворочался Женька.

— Я не то чтобы на поминки, я даже в магазин с трудом выбираюсь, Елена Марковна, вы заявились сюда, чтобы ругаться?

— Я пришла узнать, в каких условиях живут мои внуки и почему моя невестка не появилась ни на похоронах, ни на поминках семи дней, ни на сорок дней! Ты даже не пригласила нас в гости!

— Вы знаете дорогу в мой дом. И даже сейчас вас сюда впустили без проблем. — мой сынок окончательно проснулся и заныл. Правда, стоило ему попасть к маме на руке, как вновь спокойно задышал.

— Ты его не любила… — изрекла вдруг она, отчего мои глаза расширились от удивления.

— Лена… — предупредительным тоном произнес Семен Виссарионович, следя сейчас больше за внуком.

— Что Лена? — закричала внезапно женщина, окончательно пробуждая детей.

— Тише. Вы пугаете мальчиков, — прижала к себе ребенка, не переставая того качать.

— Как я могу молчать, если ты не считалась с мужем ни при жизни, ни после смерти? Даже живешь в какой-то дыре, нарочно портишь жизнь своим детям. У тебя совесть есть?

— У меня-да! Чего не скажешь о вашей.

Елена Марковна побледнела, а после покрылась красными пятнами гнева.

— Как ты смеешь? Я хотела тебя лишь образумить, Лиза. Ты убиваешь светлую память о Жене!

— А вы пришли в мой дом и, как будто невоспитанная уличная баба, устраиваете разборки! — взорвалась я, переполненная негодованием. — За эти два месяца вам хоть раз в голову приходило, что Маша видела смерть своего отца? Я родила двоих семимесячных сыновей. Вы сама мать, должны хотя бы представить, каково это оказаться без помощи мужчины. Хотя Женя со мной еще и до родов не считался.

— Он любил тебя!

— Он меня никогда не любил. По-настоящему. Как, к примеру, свёкор любит вас. — Женька сильнее закричал и окончательно заплакал. — Ну, вот, добились своего?

— Лиза, — вновь обратилась ко мне женщина, сложив руки на груди, — я тебя как свою дочь любила, а ты хоть представляешь, каково мне? Не так давно до меня дошел слушок, что к тебе адвокатишка тащится.

— Лена… — вновь попытался одернуть ее Семен Виссарионович, но ничего у него не получилось.

— Могила мужа еще свежа, а ты уже с мужиками водишься?

— Уходите, — нет, это было выше моих сил. Теперь стала понятна причина ее визита. Унижение.

— Опять гонишь? Мы тебя в дом как дочь родную приняли, ни разу словом…

— Зато сейчас топчите! Этот, как вы сказали, адвокатишка, пытался спасти вашего сына и моего мужа, был рядом с Машей, когда она ревела белугой на краю дороги, и защищает права вашего сына, чтобы материальный и моральный ущерб, нанесенный пострадавшим пьяным Женей, сократился до минимума. И каждый божий день приносит продукты питания и всячески поддерживает. А вы явились спустя два месяца и кричите на меня, в чем-то обвиняете. Пока вы убивались по тому, кто умер, я пыталась поднять тех, кто жив. Даже Степа не остался в стороне. Даже соседи. Даже моя одноклассница и коллеги с работы заглянули. Но не вы. Не смейте меня в чем-то обвинять! Тише малыш, мама рядом.

— Лизонька, — сокрушенно выдохнул мужчина, — прости. Лена перестань, ты же сказала, что просто навестим. Там в машине подар…

— Почему ты перед ней извиняешься? — нахохлилась женщина, и я поняла: с ней не о чем разговаривать. Сейчас ее глаза застилает злость, ненависть, боль потери и мнимая несправедливость. Лишь когда она освободится от всей этой грязи, разговор станет возможным.

Тут прозвенела мелодия домофона. Я встала и, обогнув их, ответила на звонок, а следом открыла своему постоянному гостю дверь.

Появившийся Тимофей настолько взбесил свекровь, что она наскоро попрощалась и ушла, утянув за собой и свекра.