Как там, в моем лесу? Как давно я не видела снов об Эдинбурге…

Подняла крохотную веточку. Два желудя. Сдвоенные шляпки, пузатые бока. Улыбнулась, а потом заметила, что стою одна прямо у пешеходного перехода.

В руках моих была папка с рефератом. На противоположной стороне улицы — наша компания. Ольга помахала мне рукой, Тедди громко крикнул мое имя. Я показала им желудь, ребята расхохотались. Бросила свою находку на землю и подняла папку над головой на подобии транспаранта.

Белые, которые какое-то время назад куда-то пропали, недавно вернулись вновь и агитировали народ примерно таким образом. Я как-то раз видела их из окон нашего корпуса. Потом их разогнали, конечно.

Сюзи прыснула и зажала руками рот, а я ступила на проезжую часть. Длинный темный автомобиль выехал из-за угла, и я сделала шаг назад, давая ему проехать.

Никаких причин для того, чтобы нервничать. То же солнце, та же улица, тот же все еще теплый осенний день. Но сердце стучало сильней и сильней, а потом рухнуло куда-то вниз.

«Мало ли черных автомобилей в столице! — уговаривала я себя. — Холд не интересовался тобой почти пять месяцев, что могло измениться?»

Ничего.

Совпадение? Воображение? Гормональная буря, черт возьми! С чего я вообще взяла, что в машине едет именно он?

Автомобиль сбросил скорость, и я увидела свое перепуганное лицо в отражении темного окна.

Это не юрист, а какой-то цыпленок. Улыбнулась такому сравнению, выдохнула, провожая глазами уезжающее авто. Расправила плечи, побежала к ребятам.

Звук, похожий на хлопок закрывающейся автомобильной двери. Показалось! Шаг вперед.

— Госпожа Алиана! — окликнул меня знакомый голос.

Обернулась, водитель Холдов оказался неожиданно близко и взял меня под руку.

— Вас ждет господин маршал, — сказал мне мужчина, разворачивая к машине, подвел к ней и открыл передо мной заднюю дверь.

Я повернула голову и беспомощно посмотрела на Теодора, он что-то крикнул, но я ничего не слышала. Я и видела-то с трудом. Села в салон, каждой клеточкой тела ощущая Николаса-старшего, и подняла на него глаза.

Сердце пропустило удар.

Как же я была права…

Не стоило мне его видеть! Буря никуда не делась, стало только хуже. В тысячу раз.

Снова хлопнула дверь. Кажется, водитель вернулся в салон. Я не видела. То ли была закрыта перегородка, то ли сейчас я в принципе не могла видеть ничего и никого, кроме старшего Холда.

Я не поздоровалась, и он не сказал ни единого слова. Только смотрел на мое лицо, обжигая взглядом.

А я смотрела на него.

Говорят, неискушенной девушке сложно понять чужое желание. Ложь. Я чувствовала его, как своё. Или оно и было моим?

Темная, разрушительная страсть. Острая. Опасная.

Нас разделяла пара десятков сантиметров кожаного дивана, открытая коробка с небрежно брошенным сверху угловатым наградным знаком, да, пожалуй, мой реферат, в который я вцепилась изо всех сил.

Одно движение — одно касание, что будет за ним?

Господин Николас протянул в мою сторону руку, а затем опустил. Не глядя, нашел чей-то будущий орден и медленно сжал в ладони.

Мне не хватало воздуха, сбилось дыхание. Я закрыла глаза, чтобы спрятаться от него и себя, но лишь сильнее проваливалась в эти ощущения. Вот его глаза на моих щеках, вот ласкают губы, вот опустились ниже, к закрытой волосами шее, и я повела головой, откидывая её назад и открываясь этому взгляду.

Он отрывисто вздохнул. В мою дверь кто-то застучал.

— Уходи, Алиана, — тихо приказал мне господин Николас.

Я мотнула головой, скидывая с себя это жаркое оцепенение, толкнула хромированную ручку. Посмотрела на Холда. Правая рука его была в крови, но в голову мою не пришла мысль о происхождении раны, лишь нестерпимое желание её лизнуть.

«Столько силы», — кольнуло меня чужое сожаление, и я в панике выбежала на улицу.

— Езжай! — крикнул Холд водителю, и в голосе его я услышала эхо собственного страха.

Безумие — это очень страшно.

Я осознала себя стоящей посреди нашей с Лиззи гостиной. В ботинках на светлом ковре. Дверь за моей спиной захлопнулась, и именно этот звук привел меня в чувство.

Сняла обувь, поставила её на полку в коридоре и закрыла замок изнутри.

Как я вообще здесь оказалась? Потерла виски. Воспоминания медленно возвращались ко мне.

Когда я вышла, а вернее, вылетела из автомобиля, меня поймал Теодор. Понятливо покачал головой, взял под руку, отвел в кафе и усадил за наш столик.

Мы, вроде бы, пили кофе. Что-то ели. Мои деликатные друзья ни о чем меня не спрашивали, да и о чем меня было спрашивать? Что мне сказал опекун?

«Уходи, Алиана», — очень содержательная у нас вышла беседа.

Но что-то, вероятно, было написано у меня на лице, потому что Тедди вызвался меня проводить. И проводил.

О чем мы с ним говорили по дороге? Или мы не говорили? Господи, что он обо мне подумал? Я вдруг вспомнила его полный неподдельного сочувствия взгляд.

Тедди сам не из простой семьи и не станет злословить. Не пойму только, откуда столько жалости? Что он увидел во мне?

Я шагнула к лестнице, деревянные ступени приветливо заскрипели под моим весом. Поднялась сразу в свою спальню, переоделась, подошла к окну и с ногами уселась на широкий подоконник.

Именно из-за этого вида я заселилась в мансарду. Из моей спальни была видна не только вся наша улица, но и императорский дворец. И где-то там прямо сейчас шел парад, на котором, вполне возможно, присутствует Ральф. А я не то, что не бегу его разыскивать, я даже думать боюсь о том, чтобы туда пойти.

Опустила голову и закрыла лицо руками.

Что со мной не так?

А со мной определенно что-то не так. Это ненормально! Ненормально так реагировать на человека! Так не бывает.

Или бывает? Может, это любовь?

Зло рассмеялась.

Вот так любовь! А где же обещанная в книгах нежность, печаль от разлуки, радость встречи? Не так я представляла себе это прекрасное чувство.

Опустим эмоции. Опекун пожелал переговорить с воспитанницей. С чего бы, кстати? После пяти месяцев полного молчания. Или, эта встреча была случайна?

Допустим.

Итак, я сажусь в машину. Снова, допустим, это я, влюбленная идиотка, замираю испуганным кроликом! Почему он сначала зовет, а потом выгоняет меня из автомобиля?

Без единого слова!

Или у него тоже «любовь?».

Хороша любовь! Мы не виделись с того дня в поместье, когда господин Николас назвал меня капризным ребенком и дал свое высочайшее разрешение на наше с Лиззи дальнейшее обучение.