Людей постепенно узнаешь. Киваешь на улице миссис Бэкон, послесмерти мужа заключившей новый брак с водкой (по ней и видно: медовый месяц втаком браке наглядно отразился на ее лице и фигуре). Приветственно машешь двумдевицам с белым «ягуаром», которые снимают дом на углу Джасминстрит иЛейклэнд-авеню, – подумав: интересно, как может выглядеть ночка в их обществе.Рассуждаешь о бейсболе с мистером Хэммондом на Лорел-лзйн, он, разговаривая, неперестает подрезать живую изгородь. Мистер Хэммонд – клерк из фирмы ИБМ,родился в Атланте и был ярым болельщиком команды «Атлантские молодцы». Онтерпеть не мог «Большой красной машины» из Цинциннати, что совсем не сближалоего с соседями. На это, Хэммонд плевал. Он просто ждал, когда ИБМ вручит емудокументы на получение пенсии.

Не в мистере Хэммонде дело. Не в миссис Бэкон и не в двухспелых ягодках из белого «ягуара» с тусклой красной грунтовкой вокруг фар. Делов том, что в мозгу по прошествии времена подсознательно формируетс стереотип:«группа принадлежащих к Лейклэнду».

Однако в месяцы, предшествовавшие убийству Вики и похищениюЧарли из дома Дугэнов, вокруг толклись люди, не принадлежавшие к этой группе.Энди игнорировал их, убеждая себя, что глупо тревожить Вики только потому, чторазговор с Квинси нагнал на него безумного страху.

Люди в светло-сером фургоне. Мужчина с рыжими волосами,которого однажды вечером он видел за рулем «матадора», а потом, другим вечером,две недели спустя, за рулем «плимута», и опять через десять дней – на заднемсиденье серого фургона. В дом приходило чересчур много коммивояжеров. Иногдавечерами, вернувшись домой с работы или вместе с Чарли с последней диснеевскойкартины, он чувствовал, что у них кто-то побывал, что вещи чуть-чуть сдвинуты сместа. Чувство, что за тобой следят.

Его глупейшая ошибка: он не мог поверить, что все это пойдетдальше слежки. И сейчас он не был уверен, что они тогда запаниковали. Они моглизаранее замышлять похищение: схватить его и Чарли, убить сравнительнобесполезную им Вики: и вправду, кому нужен слабосильный экстрасенс, чей самыйкрупный трюк – не сходя с места, закрыть дверь холодильника?

Тем не менее вся эта возня отдавала неосторожностью испешкой, и он поневоле думал, что внезапное исчезновение Чарли ускорилособытия. Исчезни Энди, они, может быть, выжидали бы. Но исчезла Чарли, а именноона интересовала их по-настоящему. Теперь Энди в этом не сомневался.

Он поднялся, потянулся, прислушиваясь, как хрустят спинныепозвонки. Пора спать, пора перестать тревожить эти старые болезненныевоспоминания. Он не должен всю оставшуюся жизнь винить себя в смерти Вики. Да иостаток жизни, может, не так уж долог. Энди Макги не забыл выстрела на крыльцеИрва Мэндерса. Они хотели избавиться от него. Им нужна только Чарли.

Он лег в кровать и довольно быстро заснул. Спал беспокойно.Снова и снова видел, как огненный язык пробежал через вытоптанный дворик, какон раздвоился и охватил колдовским кольцом чурбан для колки дров, видел, какцыплята вспыхивали, словно зажигательные бомбочки. Во сне он чувствовал, каквокруг него все разрастается и разрастается капсула с жаром. Она сказала, чтобольше не будет ничего поджигать. Может быть, так оно и лучше.

За окном холодная октябрьская луна освещала Ташморскоеозеро, Брэдфорд в штате Нью-Гэмпшир и там, за озером, остальную часть НовойАнглии. Южнее она же освещала Лонгмонт, штат Вирджиния.

***

Порой у Энди Макги бывали необыкновенно яркие предчувствия.Со времени эксперимента в Джейсон Гирни Холле. Были они неким проявлением способностипредвидения или не были, он не знал, но приучился доверять им, когда онипоявлялись.

В тот августовский день 1980 года около полудня у негопоявилось плохое предчувствие.

Был час ленча в Бакей рум – факультетской комнате отдыха наверхнем этаже студенческого клуба. Он мог бы даже точно указать минуту: вместес Ивом О'Брайаном, Биллом Уоллэсом с Доном Грабовски он ел цыпленка с рисом подсоусом. Все они были его друзья с факультета английского языка и литературы.Как всегда, кто-то рассказал смешную историю, на этот раз польскую, специальнодля Дона, который коллекционировал польские шутки. Все смеялись, и вдругтоненький, очень тихий голосок заговорил в голове Энди.

(ДОМА ЧТО-ТО НЕ В ПОРЯДКЕ)

И все. Но этого было достаточно. Предчувствие назревалопочти так же, как головные боли после чересчур сильного посыла. Только это шлоне от головы; казалось, все его эмоции, словно пряжа, медленно стягиваются вклубок и какого-то рассерженного кота выпускают играть в нитях его нервнойсистемы, запутывать их.

Ему стало плохо. Цыпленок в соусе потерял прежнююпривлекательность. Живот свело, сердце быстро застучало, как от сильногоиспуга. Затем внезапно стали пульсировать пальцы правой руки, словно онприщемил их дверью. Он быстро встал. Холодный пот на лбу.

– Знаете, мне что-то нездоровится, – сказал он. – Билл,можешь провести мое занятие в час?

– С подающими надежды поэтами? Конечно. Нет проблем. Что стобой?

– Не знаю. Может, съел что-то.

– Выглядишь бледновато, – сказал Дон Грабовски. – Загляни вмедпункт, Энди.

– Да, да, – сказал Энди.

Он ушел, вовсе не собираясь идти в медпункт. Было четвертьпервого, университетский городок в полудреме плыл через последнюю неделюлетнего семестра к экзаменационной сессии. Уходя, он поднял руку, прощаясь сИвом, Биллом и Доном. С того дня он никого из них больше не видел.

Остановился на нижнем этаже клуба, вошел в телефонную будку,позвонил домой. Никто не отвечал. Совсем не обязательно должны ответить: Чарлиу Дугэнов, Вики, возможно, в магазине, в парикмахерской, у Тэмми Апмор илидаже, может быть, обедает с Эйлин Бэкон. Тем не менее его нервы натянулись ещесильнее. Казалось, они стонали.

Он вышел из здания клуба и почти побежал к автомашине на стоянкеу Принс Холла. Поехал через город в Лейклэнд. Вел машину неуверенно, дергаясь.Проскакивал на красный свет, ехал вплотную к впереди идущим машинам и чуть былоне сбил хиппи на, «Олимпии». Хиппи покрутил пальцем у виска. Энди не обратилвнимания. Бешено колотилось сердце, словно он принял хорошую дозу наркотика.

Они жили на Конифер-плейс. В Лейклэнде большинство улиц, какво многих пригородных районах, построенных в пятидесятые годы, носило названиядеревьев или кустарников. В знойный августовский полдень улица казалась страннопустынной. Это лишь усиливало предчувствие катастрофы. Машин у обочин былонемного, и улица казалась шире. Даже немногие игравшие тут и там детишки немогли развеять это ощущение безлюдности – большинство ребят либо обедали дома,либо играли на детских площадках. С сумкой на колесиках прошла миссис Флинн сЛореллэйн; ее живот, обтянутый эластичными брюками цвета авокадо, был крупным итугим, как большой мяч. Вдоль всей улицы лениво вращались поливальныеустановки, разбрызгивая воду на лужайки и рождая радужные переливы в воздухе.