Сейчас Нейман проводит меня к двери моей комнаты, пожелает спокойной ночи и удалится в свои мрачные чертоги вызывать чертей. А я переоденусь и смело пойду на кухню. Надеюсь, в квартире не заблужусь, как в его доме. Здесь всё же поменьше пространства, хоть комнат много. Его квартира занимает весь этаж. А ещё есть выход на крышу. Об этом он мне рассказал днём. Экскурсию провёл.

Получается немного наоборот: это я иду впереди, а Нейман тенью следует за мной. Это я открываю дверь в свою комнату, а затем оборачиваюсь.

– Спокойной ночи, господин жених, – да, с полуулыбкой и долей сарказма. А затем я влетаю в комнату и закрываю перед его носом дверь. Становится смешно. На миг. Потому что в следующее мгновение дверь распахивается и Нейман делает шаг. Одно движение – и он впечатывает меня в стену своим телом.

Каменный. Твёрдый. Опасный. Я пытаюсь его оттолкнуть, он перехватывает мои кисти одной рукой и заводит вверх. Я стою перед ним, как распятая, дышу тяжело, чувствуя, как поднимается и опускается грудь под слишком облегающим платьем.

Он скользит взглядом по моему лицу. По шее. Останавливается на груди. Я не могу не дышать, хоть и пытаюсь усмирить дыхание. Нейман проводит рукой по шее. Обводит костяшками декольте – по кромке выреза.

Мне стыдно, потому что тело на него реагирует. Я чувствую, как сжимаются соски. Не от страха, как это было раньше. От возбуждения.

Но стоять вот так… унизительно.

– Никогда больше так не делай, Ника, – а у Неймана дыхание не сбилось. Дышит ровно – я вижу. Какой контроль. Какое самообладание!

А затем он меня целует. Не жёстко, но властно. Глубоко – до головокружения. Я пытаюсь абстрагироваться, но у меня плохо получается. Хотя я стою не шевелясь, как бревно. И глаза не закрываю, смотрю в какую-то точку и считаю про себя: раз, два, три…

Одно движение – и он становится ещё ближе. Его бёдра ударяются о мои. Я чувствую, как он возбуждён, как твёрд. От тела Неймана идёт жар. А губы творят что-то такое невыразимое, что хочется обо всём забыть.

Он отпускает мои руки, когда, сдавшись, я закрываю глаза. Стон. Мой. Жалкий какой-то, как писк птенца. Его пальцы гладят виски. Рисуют узоры.

Его язык врывается в мой рот, и я пытаюсь, пытаюсь быть безучастной, но снова не выдерживаю, отвечаю ему, тянусь к нему, растираю окаменевшие соски о его твёрдую грудь, бесстыдно прижимаюсь бёдрами к его члену.

Мне хочется большего: обнять его, обхватить ногами, почувствовать силу его рук, пощупать пальцами вздувшиеся мускулы на предплечьях, погладить по затылку. Какие на ощупь его волосы? А ресницы?

Вжик – это молния на платье разъезжается. Это его руки добрались туда. Но мы стоим слишком плотно друг к другу, чтобы платье упало. К тому же, его сдержат узкие длинные рукава. Немного.

У Неймана горячие ладони. Сам всегда холодный, отмороженный, а кожа, тело – горячие. Наверное, об него можно греться в постели, как у печки…

Уже и он дышит тяжело, рвано. Это сделала я?.. Он продолжает целовать. Ещё немного – и я упаду. Ноги не держат – трясутся мелкой дрожью. От позорного падения спасает лишь то, что он держит меня в объятиях. Пальцы его ползут по позвонкам, очерчивая их по кругу.

Он спускает платье с плеч. Губы его перемещаются ниже. Язык очерчивает ключицы. Ещё одно движение – и я стою перед ним по пояс голая. Пальцы касаются сосков. Меня простреливает, словно током. Я выгибаюсь и умоляю:

– Пожалуйста, остановись!

И он замирает. Наваливается на меня тяжело. Прислоняется лбом к моему лбу.

– Я… всё поняла, – лепечу, как нашкодившая школьница, – я больше не буду так делать!

Он сжимает меня так крепко, что кажется, ещё немного – и затрещат кости.

– Помолчи, Ника! – приказывает Нейман, и я затихаю. Замираю, пытаясь прийти в себя, собрать то, что ещё от меня осталось.

Мы дышим. Почти в унисон. Вначале шумно, потом всё тише. Его дыхание странным образом успокаивает меня. Вводит в какой-то нереальный транс, когда не понять, где я, в каком месте и почему здесь оказалась.

И когда Нейман наконец от меня отлипает, я шумно всхлипываю, закрываясь руками. Шаг. Ещё шаг. Его рука поворачивает ручку двери. А затем он оборачивается.

– Если ты думаешь, что это наказание, то это не так. Ни-ка.

И уходит. И тогда я валюсь на пол. Ноги всё же мне отказали.

Тело горит. Губы пылают. Низ живота тянет. Между ног – мокро. Сейчас я всё это чувствую.

Я поднимаюсь, шатаясь, как пьяная. Душ. Пижама. Лицом в подушку. Живот сводит от голода. Именно поэтому я долго не могу уснуть. Поэтому, а не потому что… Но никакая сила не заставит меня сейчас выйти из комнаты.

Она не спасёт меня, я знаю. Но всё же остаётся призрачная иллюзия, что я защищена этими стенами и дверью, что так легко открывается под напором мужской руки…

– У нас всё хорошо, – докладываю я Моте. Говорю и задумываюсь. Я невольно произнесла это, но никаких «нас» нет в помине. Есть я и Нейман.

Мы с Мотей в оранжерее. С того момента, как Нейман забрал меня с собой, прошло около месяца. Я продолжаю играть его невесту. Куклу на свадебной машине. Играю, зная, что свадьбы никогда не будет.

Больше он ко мне не приставал. Мы жили, как на разных планетах. Впрочем, он не ленился оказывать мне знаки внимания на людях. Властные собственнические жесты. Прижать к себе. Положить руку на талию. Убрать локоны с шеи. Поцеловать, словно невзначай. Вроде бы не напоказ, но я знала: этот человек ничего не делает просто так.

Стыдно сказать, но я… привыкла. Надевать красивые вещи. Ходить на каблуках. Кутаться в меха. Греть руку в его ладони. Улыбаться ему и людям. Ходить в салон красоты.

Трепаться только ни о чём я так и не научилась. Но, может, и это придёт?.. Я не знала, хочу ли я этого – меняться и словно предавать саму себя, прохлаждаясь на мероприятиях, где я всё равно чувствовала себя инородным предметом.

На одном из таких вечеров мы пересеклись и с Ольгой-Хельгой. Она следила не отрываясь. По мне, так могла бы устроить скандал. Но ничего не случилось. Вежливые фразы, лёгкая улыбка, что застыла у неё на губах. И только змеи в её зрачках говорили о многом. Дай ей волю, она б уничтожила меня – это я тоже чувствовала и понимала.

Мотя всё такая же. Мы приехали в загородный дом впервые за всё время. Я попросила. Нет, умоляла даже. Несколько раз. И вот… свершилось. Я здесь третий день, а он опять куда-то уехал.

– Как вы без меня? – срывается с губ. – Я скучала. Очень-очень. И я бы хотела остаться с вами.

Мотя качает головой. Она почти не разговаривает, хоть я настойчиво гуляю с ней и увожу в оранжерею. Мне не хватает бесед по душам и живого Мотиного голоса.

– Не надо, девочка. Ты ему нужнее там. Мне хорошо. Я счастлива, что он не один.