– Исключено. Со мной вам не выжить… Продевушку не забудь! Найди ее для меня! Слышишь?

– Кто эта девушка? – быстро спросилаУлита, ощутив женским чутьем, что момент сейчас верный.

– Ты уверена, что готова это услышать?

Ведьма поспешно заверила, что готова.

– Ну смотри!

Арей оглянулся, притянул к себе Улиту,ручищей, перемазанной сажей, провел сверху вниз по ее лицу и губам. Затемпальцем начертил на лбу у нее руну.

– Если тебя будут пытать – ты все забудешь. Попытаешьсярассказать кому-нибудь – умрешь, – предупредил он хрипло. – Она моядочь!..

Настырный голос Чимоданова пробился точносквозь мокрую вату. Страшное пятно штукатурного лица размазалось и сложилось вскуластую, въедливую физиономию с крепким лбом и ежовыми колючками жесткихволос.

– Чего ты молчишь? Что было потом? –удивился Петруччо.

Судя по нетерпению в голосе, вопрос повторялсяраз в десятый.

– Арей ушел, а уже через полчаса вывезлиуцелевший архив и начался снос. Сдается мне, у Лигула всё было готово, –рассеянно ответила Улита.

Она неотрывно смотрела на сдающий задомэкскаватор, ковшом безжалостно сгребавший обломки ее воспоминаний.

– Но зачем мраку сносить своюрезиденцию? – озадаченно спросил Чимоданов, желая узреть в действияхЛигула последовательную логику.

Согнутым пальцем Улита ударила себя по лбу стакой энергией, что на нежной коже лба остался полукруг ногтя.

– Ты еще не понял? Резиденция мрака тут! Укаждого в башке! А это всё дрянь, игрушечки! – не найдя верного слова, онаоглянулась на засыпанный битым кирпичом пролом между домами и внезапно сухо,точкой-крапиной плюнула на асфальт. – Один дом поломали, другой построили!Спорю и месяца не пройдет, а тут уже отгрохают что-нибудь псевдостаринное, сбеззвучными лифтами, видеокамерами и вежливой до стерильности охраной… Не векже Прашечке жить в квартире дохлой гадалки!

– Почему именно Прасковья? Чего Лигул с нейвозится? Не такая уж она, в сущности, и негодяйка! Зачем делать ееповелительницей мрака? – завистливо спросила Ната.

Улита ухмыльнулась.

– Ну повелительница-то она больше длядекорации. На самом деле Праша нужна Лигулу для куда более крупной игры. КакЧимоданов выращивал для него вирусы гриппа (ну да это мелочи!), так и вПрасковье он пытается взрастить новый духовный вирус. Прасковья не различаетдобра и зла. Не чувствует разницы между «хочу» и «надо».

– Мало ли кто чего не чувствует! Многие нечувствуют! – сказала Вихрова.

– Нет. Почти все понимают, что можно, а чегонельзя. Даже самые отвязанные. Но уступают своему слабоволию и скатываются.Прасковья же не понимает искренне, как дальтоник не ощущает разницы междукрасным и зеленым. Она вся во власти своих чувств и желаний. Когда ей чего-тохочется, она желает этого всей душой, очень целостно, с огромной убежденностью,что она все это получит, оттого и эти невероятные всплески эмоций.

Ната слегка дернула Улиту за рукав выше локтяи, когда та повернулась, незаметно показала ей на кого-то.

В любопытствующей толпе, следящей за сносом,мелькнула гнутая фигура, похожая на знак доллара. Верхним полукругом служиласклоненная к земле шея и голова, а нижним – выступающий животик. Это был дажене Тухломон, а другой, совсем жалкий и неудачливый комиссионер, в иное времявползавший в резиденцию едва ли не на животе. Теперь же вид у комиссионера былвызывающий, как у побитой, со скверным характером собачонки, встретившей,допустим, собаку, задние лапы которой переехало автобусом, и понявшей, что вотздесь и на ней можно оторваться и отлаяться на всю оставшуюся жизнь.

– Не здоровается! В упор не видит! –возмутилась Ната. – А раньше, бывало, четыре раза в день встретит и четырераза «здрасьте!» скажет. Такая прямо лапочка – один голый восторг!

– А ты как хотела? – спросилаУлита. – После того, что Лигул сделал с Ареем, ни один комиссионер насслушаться не будет. Только вредить и гадить. Хочешь понравиться новомуначальнику? Попрыгай на могиле старого!.. Ну всё! Поглазели на снос и хватит!Пехота, за мной!

Улита с усилием оторвала от асфальта двенабитые сумки и направилась в сторону перегораживающего Большую Дмитровкувременного заборчика.

– Ты куда-то идешь, да? – крикнул Мошкин,догоняя ее.

Ведьма не оспаривала очевидное.

– Куда-то иду, прозорливый ты мой! –согласилась она.

– А куда?

– Подальше отсюда! Пока о нас не вспомнили, нообязательно вспомнят.

– Разве можно спрятаться от мрака? –усомнился Евгеша, возвращаясь, чтобы взгромоздить на себя желтый«Гранд-каньон».

Неправильно загруженный, с легкими вещамиснизу и тяжелыми вверху, рюкзак заваливал его то в одну, то в другую сторону.

Улита остановилась и, поставив на асфальт однуиз сумок, промокнула рукавом потный лоб.

– Спрятаться нельзя, но попытаться несветиться можно… Уф, не могу больше это переть! Сил моих нетути! Вихрова!

Ната подошла, легко катя за собой чемодан наколесиках.

– Да?

– Видишь у гаишной машины строгого дядю спалочкой? Иди ему улыбнись!

– Зачем? – не поняла Ната.

– Как зачем? Я тут прикинула, что мы поедем смигалкой! У меня и так куча проблем. Заработать к ним еще и позвоночную грыжу яне хочу.

– А Мамай?

– Мамая я вызывать не буду. Если ты не забыла,он тоже комиссионер. Мы поставим его в неловкое положение. Ну всё, топай!

Вещи в гаишную машину втолкнулись еле-еле.Багажник заняли грандиозный рюкзак Мошкина и чемодан Наты. Рюкзак Петруччовместе с хозяином забили все переднее сиденье. Полосатые сумки Улиты пришлосьхитроумно привязывать сзади вторым ярусом, открыв багажник. Когда это былосделано, милицейская машина приобрела двусмысленный вид, особенно в комплекте смигалкой, которую Улита непременно пожелала включить.

Видя, во что превратился его автомобиль,гаишник ощутимо страдал, усиленно подбадриваемый улыбками Наты.

– На вокзал! – сказала Улита, откидываясьна спинку заднего сиденья.

Гаишник повернул ключ в замке зажигания.

– На какой? В Москве их девять, считаяСавеловский! – уточнил он.

– Как не странно, на любой! Но только с однойоговоркой: очень-очень быстро! – сказала ведьма.