Я вошла в темную прихожую. Тусклая лампочкаосвещала помещение, очень смахивающее на коридор в районном отделении милиции.Стены были выкрашены блестящей масляной краской, низ темно-синий, верх голубой.Пол покрывал потертый, местами рваный линолеум. В углу висела самая простая,дешевая вешалка из некрашеной сосны. Никакой обуви или верхней одежды не быловидно. Прихожая выглядела нежилой и безликой, ни зеркала, ни столика илитумбочки, куда вошедшие обычно бросают шапки, перчатки, шарфы, ни кашпо сцветами, ни картины, ни календаря…

Я поискала хоть какие-нибудь тапки и не нашла.Идти в квартиру в уличной обуви, конечно, неприлично, но снимать сапожки итопать в чулках по грязному полу мне совершенно не хотелось.

Я сразу обозлилась на хозяйку. Хороша Маша!Даже не вышла встретить человека! А раз так, то получай фашист гранату.

Прямо в сапогах я шагнула в комнату. Она тожеоказалась почти пустой. Из мебели здесь были стол, большой диван и дваразномастных кресла, одно из них стояло спиной к двери. Я возмутилась. Первыйраз встречаю подобную девицу. Сидит в кресле, вон, над спинкой торчит голова, идаже не собирается встать, чтобы поздороваться.

– Добрый вечер, Маша! – гаркнула я.

Кресло стало медленно разворачиваться, яувидела большие колеса, потом существо, сидящее на клетчатом пледе, и едвасдержала крик.

Тщедушное тельце скрючилось междуподлокотниками. Слишком тонкая шея поддерживала несуразно большую голову,покрытую редкими волосами. Длинные худые руки походили на корявые ветки.

– Здравствуйте, – веселым голосомсказала Маша, – садитесь. Могу угостить вас чаем, но для этого нампридется перебраться на кухню.

– Э… э, – промямлила я.

Маша улыбнулась и, толкая руками колеса, ловковырулила в длинный мрачный коридор. Я покорно пошла за ней, пытаясь скрыть ужаси сострадание.

Кухня неожиданно оказалась огромной. Очевидно,когда-то помещение перегораживала стена, но жильцы снесли ее и получилистоловую, совмещенную с блоком для приготовления пищи. Вот тут все былоновеньким, сверкающим, чистым, только что купленным, а на большой доске,прикрепленной у окна, высился дорогой компьютер с современным плоским экраном ибеспроводной мышкой.

Маша неожиданно ловко принялась хозяйничать.Наливая воду в чайник, она сказала:

– Делаю ремонт потихоньку. Сразу во всехпомещениях не получается. Кухню уже в божеский вид привела, а теперь спальня икоридор на очереди. Времени не хватает, работы навалилось выше крыши.

– Вы работаете? – я разинула рот.

Маша подъехала ко мне, поставила на стол чашкуи ехидно поинтересовалась:

– Почему же нет? Я молодая, здоровая, скакой стати баклуши бить, а?

Я закивала головой, как китайский болванчик,потом от растерянности глупо спросила:

– И где же вы трудитесь?

Маша отъехала к шкафчикам, достала с полкикоробку дорогих шоколадных конфет и с сарказмом сказала:

– В Большом театре. Танцую ведущие партииОдетты, Одиллии, Жизели…

– С ума сошла! – вырвалось у меня.

Маша расхохоталась.

Мне сразу стало стыдно.

– Бога ради простите, я…

– Ничего, – оборвала меняМаша, – вы не первая. Даже деликатно держались. Другие вообще обалдевают итакое несут! Я работаю веб-дизайнером. Оформляю частным лицам и организациямсайты, вполне прилично зарабатываю, общаться предпочитаю через Интернет.Никаких сложностей тогда не возникает! Но вы бы видели, какие у заказчиковделаются лица, когда они мне на дом деньги привозят! Отчего-то народ полагает,что если у вас с телом беда, то и с мозгами кирдык. Вовсе нет. Я очень хорошосоображаю, денег хватает не только на хлеб с маслом, у меня довольно большойкруг друзей, и я вполне счастлива. Вам это кажется странным?

– Нет, – робко ответила я.

– Кстати, – улыбнулась Маша, –мне многие завидуют. Та же Света, например. Правда, странно? Руки-ноги у нееотлично работали, да и внешне она была ничего, а мне, убогой, завидовала.

– Вы не производите впечатленияубогой, – сказала я.

– Надеюсь, что нет, – усмехнуласьМаша, – больше всего на свете пугаюсь слова «инвалид». Так зачем вы ко мнепришли? Извините, но вы совершенно не похожи на милиционера.

Я молча вынула из сумочки удостоверение. Машавзяла его тонкими бледными пальцами, внимательно изучила и сказала:

– Все ясно, говорите!

Большие карие глаза девушки в упор уставилисьна меня. На секунду мне показалось, что они прожгут в моей одежде дыру.Внезапно я сказала правду:

– После родительского собрания в школе яшла домой через стройку…

Когда я закончила рассказ, Маша спокойнопроизнесла:

– Ладно, хоть я и не привыкла раскрыватьчужие секреты, но, думаю, в данном случае это оправдано. Однако мне придетсяначать издалека.

Я кивнула.

Маша стала инвалидом не из-за каких-тофорсмажорных обстоятельств, она родилась полупарализованной, почти беспомощной.Ошибка природы, злая насмешка судьбы. Врачи в родильном доме уговаривалимолодую мать избавиться от младенца.

– Сдай девочку в специнтернат, –советовали они, – мы тебе же добра желаем. И потом, имей в виду, такиедети, как правило, еще и умственно недоразвитые. Представляешь свои мучения? Нефакт, что ты научишь дочь даже пользоваться горшком.

Но Зина, мама Маши, твердо отвечала всем«доброжелателям»:

– Ничего. Это моя девочка, какаяполучилась, такая и уродилась. Проживем как-нибудь.

Когда Зина оказалась дома, к ней пришлапатронажная сестра из детской поликлиники. Увидев Машу, пожилая женщинавоскликнула:

– Отдай уродку в интернат!

– Нет, убирайтесь прочь, – велелаЗина.

– Без мужа останешься, –предостерегла медсестра, – уж поверь моему опыту! Мужики инвалидов непереносят, редко кто год выдерживает, уходят, да еще заявляют: «У меня не моглакретинка получиться. Это твоя дурная кровь!» Так что послушай умный совет: сдайдевку, такие долго не живут, родишь себе другую, здоровую. И семью сохранишь.

– Пошла на!.. – ответила Зина изахлопнула за доброхоткой дверь.